Нет, смутно эта картина мира вырисовывалась штришками еще в каменоломне и когда учил подковывать, а сейчас обрастает деталями, обретает выпуклости и впуклости, появляются пока что слабые оттенки и цвета.
Оба герцога, как я понял, медленно наращивают мощь и влияние, привлекают на свою сторону некогда лояльных королеве, а то и переманивая к себе могущественных лиц из лагеря соперника.
Есть еще те, кто не прочь позволить взять власть принцу Роммельсу. Говорят, тот хороший полководец, а значит, сумеет расширить пределы королевства, прорубиться к океану, заставит соседей больше считаться с мнением такого грозного и могущественного короля Нижних Долин.
Самые благоразумные потихоньку и с осторожностью продвигают идею насчет того, чтобы королеву выдать замуж за сильного короля, но сперва подписать с ним договор, что не ограничит их вольности.
Похоже, здесь зреют серьезные неприятности, а то и войны, так что в любом случае надо валить обратно как можно скорее.
Рундельштотт с утра вышел проверить горшки с приготовленными смесями, те еще должны настояться, но давать им перестояться тоже нельзя. Пока заглядывал в каждый и нюхал, иногда щупал пальцем вязкость консистенции, я присматривался, а когда сблизились, я сказал важным тягучим голосом умничающего дурака, что часто извлекает перлы в своем навозе, только не различает, где какие зерна:
– Я человек простой, потому рассуждаю просто и правильно. Старшие всегда умнее молодежи, но среди старших есть просто повидавшие жизнь, потому они уже более умные и опытные, а есть в самом деле накопившие мудрость, вот как вы, великий чародей Рундельштотт! У нас в деревне правит Серый Бобер, он среди стариков самый мудрый. Потому его и выбрали править обществом. А могли же выбрать Кривого Дуба, тот самый сильный, и его все боятся!
Он спросил с ленивым интересом, не прерывая инспекции:
– Так чего же не выбрали?
Я отмахнулся:
– Говорят, где выбирают самого сильного, тот быстро приводит деревню к разорению. Или не быстро, но все равно при таком управителе все хиреет.
Он кивнул, не поворачивая головы:
– Правильно рассуждаешь.
– Это не я, – сказал я с предельно честными глазами, – это все так рассуждают. Потому ну совсем как бы не понимаю, почему не великий чародей Рундельштотт правит этим королевством?
Он дернулся, сказал почти испуганно:
– Ты что, ты что?
Я спросил с наигранным изумлением:
– Но это же правда!.. Может быть, в королевстве есть и умнее вас, но тут во всем дворце вы самый умный и самый знающий.
Он пробормотал:
– Ну, так и должно быть…
– Тогда почему, – спросил я патетически, – правят какие-то дураки, даже мне видно, а не вы?
Он помялся, сказал уклончиво:
– Понимаешь, такая система. У этих глердов, которых ты видишь, предки были очень мудрыми… Они правили, создавали королевство, благополучие себе и людям, их состояние заработано честно. А дети уже потом на всем готовом, а потом и внуки, правнуки… Им работать не надо, вот и отупели. Но не отнимать же, это тоже несправедливо и нечестно.
Я сказал упрямо:
– Ну и пользовались бы нажитыми предками богатством и землями, но нечего им еще и править! Править должны вы, великий чародей Рундельштотт.
Он снова возразил, но вяло, я видел, насколько польщен словами такого наивного простака, даже спина перестала быть такой горбатой, ощутила гордость и достоинство образованного человека.
– Правление нашей королевы, – сказал он наставительно, – уже доказало, что правильное. В других королевствах что только не творится…
– Потому что, – сказал я с упрямством в голосе и облике, – там правители еще дурнее, чем здесь. Но я же вижу, что вы, великий чародей Рундельштотт, правили бы лучше всех нынешних!
Его лицо просветлело еще больше, морщины на лице чуть разгладились, а голос прозвучал с достоинством:
– Ты Улучшатель, смотришь в суть вещей… но, понимаешь, не все же так видят, как ты. Остальные люди – просто люди. Они живут во тьме. Потому так и живем.
Я сказал с подчеркнутой горечью:
– В нашем королевстве жизнь лучше, потому что в соседних тьма еще гуще… Это я уже понимаю.
Принимая горшок с тщательно перемолотыми корешками, уж я постарался, он посмотрел на меня задумчиво, а я затаил дыхание, хотя не подавал вида.
– Знаешь, – сказал он задумчиво, – пожалуй, я тебе открою доступ в свою лабораторию. Только трогать ничего нельзя, понял?
Я сказал послушно, едва удерживая колотящееся сердце, чтобы не выпрыгнуло из груди:
– Да, великий чародей Рундельштотт! Я постою у порога. Или посижу, как прикажете. Могу даже полежать.
Он кивнул, лицо чуточку расстроенное, словно и не собирался никого пускать в свою святую святых, а вот как-то у него само собой вырвалось, а передумывать тут же снова уже непристойно.
– Да-да, только у порога. И недолго. Я позову, когда будет можно.
– Буду смотреть издали, – пообещал я. – И если вдруг замечу что-то такое, что можно улучшить, я сразу же скажу, великий чародей Рундельштотт! Вы великий человек, вам должен помогать весь мир. Я не понимаю, почему не помогает…