Мир тесен

Черный юмор — следствие его мрачного настроения. Последнее время Моррису не везет. Сначала против его книги ополчился Редьярд Паркинсон в литературном приложении к «Таймс». Потом его доклад скверно приняли в Амстердаме. Группа оголтелых феминисток — он не удивится, если узнает, что они подкуплены его бывшей женой, — ошикала его, когда он проводил аналогию между интерпретацией текста и стриптизом. Заслышав слова «Заглянув во влагалище, мы обнаружим, что в созерцании прекрасного оказались по ту сторону удовольствия», они стали скандировать: «Пошел ты в пизду!» Юный МакГарригл, к которому в трудную минуту он мог бы обратиться за поддержкой или на худой конец за сочувствием, внезапно исчез, не сказав ни слова. И вот теперь эта новость, что Филиппа Лоу могут выдвинуть на должность в ЮНЕСКО. В сущности, полный бред, который в печатном виде стал подозрительно смахивать на правду.

— Кто прислал тебе эту вырезку? — спросил его Сай Готблатт.

Моррис не знает. Между тем это не кто иной, как Говард Рингбаум, который обнаружил заметку в лондонской «Санди таймс» и анонимно послал ее Моррису, верно рассчитав, что она огорчит и встревожит американца. Но кого посетила мысль упомянуть имя Филиппа Лоу в этой газете? Мало кому известно, что это Жак Текстель. Получив от Редьярда Паркинсона экземпляр его рецензии «Английская школа критики», а вместе с ней заискивающее письмо и припомнив, с каким высокомерием и самодовольством тот вел себя в Ванкувере, Текстель ошибочно решил, что Паркинсон заинтересован в продвижении в ЮНЕСКО не себя, а Филиппа Лоу. Именно Текстель за обедом в шикарном ресторане «Плас Фонтеной» вскользь упомянул имя Филиппа своему английскому зятю, журналисту «Санди таймс»; зятю же, которому заказали статью о возрождении английских краснокирпичных университетов[56], недоставало фактов, и он посвятил целый абзац преподавателю из Раммиджа, чья книга наделала шуму и чье имя теперь фигурирует в связи с предполагаемой должностью профессора-литературоведа при ЮНЕСКО, — открыв газету «Санди таймс» со злополучной статьей за обедом в профессорской столовой Колледжа Всех Святых, Редьярд Паркинсон от злости подавился куском рыбы.

Моррис и Сай перешли по мосту через Лиммат. Бар, который днем обнаружил Сай, расположился в самой гуще злачного квартала. Официально зарегистрированные проститутки с присущим швейцарцам порядком строго по одной стояли на углах кварталов. Наряды их живописны — на все вкусы взыскательной публики. Вот, например, классическая шлюха в короткой красной юбке, черных чулках в сеточку и на шпильках; вот пышущая здоровьем тирольская пастушка в широкой юбке в сборку и жилетке с вышивкой, чуть подальше — эффектная манекенщица в кожаном парашютном костюме в обтяжку. Издалека видно, что они отмыты до хруста — как туалеты в пабе «Джеймс Джойс». Сай Готблатт, чья жена Белла гостит у матери в штате Мэн, с нескрываемым интересом разглядывает швейцарских продажных женщин.

— Интересно, какие у них цены? — тихонько спрашивает он Морриса.

— Ты с ума сошел? На конференциях трахаются бесплатно.

Моррис знает что говорит. Впрочем, если подумать, что тут удивительного: мужчины и женщины, у которых много общих интересов — гораздо больше, чем они разделяют с супругами, — вдруг оказываются вместе в необычной обстановке и далеко от дома. На неделю-другую они сбрасывают с себя груз домашних забот и предаются непривычному для них сибаритству: бросают на пол полотенца в ванной, чтобы их убрала горничная, обедают в ресторанах, летними вечерами сидят с рюмочкой в кафе под открытым небом, вдыхая ароматы кофе, дорогих сигар, коньяка и бугенвиллей. Они едва держатся на ногах от усталости и от избытка впечатлений, они слегка навеселе, им не хочется расходиться и проводить ночь в одиночку. Истратив чуть не всю свою жизнь на умственный труд и ради него подавляя зов плоти или направляя его в полезное русло, они попадают в тот рай, который живописал поэт Уильям Йейтс:

Но в радость труд бывает только там,
Где тело и душа не знают о разладе.
Не из отчаянья родится красота,
Не тот умен, кто время на ученье тратит[57]