Тем не менее Лис еще раз попробовал предложить свой план захвата гравилета. Ну ладно, Шольтеак не хочет давать оружие ему даже в бою, но пусть разрешит просто участвовать в нападении на шаровиков. Однако вождь отверг и это предложение, не захотев даже обсуждать с Лисом тактику нападения.
— Мы сами достаточно хитры, — заявил Шольтеак, — и сумеем захватить чужестранцев.
Лису ничего не оставалось, как только выругаться и отойти в сторону.
Фургон у которого Лис сидел сейчас, стоял рядом с тем, где хранилось их оружие и остальные вещи, но та повозка усиленно охранялась. Во время подготовки воинов Шольтеак спросил Лиса про серые доспехи, которые привлекли его внимание тем, что шаровики носили такие же. Лис, не вдаваясь в подробности, объяснил, что это боевая одежда, своего рода форма. Вождь поинтересовался, сможет ли она защитить от выстрела из лучемета. Лис ответил, что может, но если луч направлять долго в одно место, то доспехи прожигаются, и посоветовал целиться в лица врагов, поскольку даже опущенное прозрачное забрало шлема уже не защищает в такой степени, как сама броня. Шольтеак с сожалением посмотрел на доспехи.
— Очень жаль, что их мало, — посетовал он.
— Ну, извини, вождь, — с сарказмом ответил Лис, — не сумел добыть для тебя больше.
Шольтеак, казалось, не обратил внимания на язвительное замечание Лиса или не понял его и сказал, что все равно даже эти доспехи использовать не удастся: шаровики сразу поймут все, если увидят индейцев в доспехах.
— Не могу отказать тебе в сообразительности, о вождь, — снова съязвил Лис.
Доспехи унесли, и Лис внимательно проследил куда. Он прикинул, что когда появятся шаровики и начнется бойня, то он первым делом попытается добраться до этого фургона и прихватить броню — она даст дополнительный шанс выжить. А в том, что бойня начнется. Лис не сомневался и уже разработал примерные варианты своих действий. Он совершенно успокоился и был готов побороться за свою жизнь.
Конечно, он мог попытаться бежать прямо сейчас. У него был браслет, чтобы устранить охрану, и он не думал, что индейцы в ожидании шаровиков устроят за ним серьезную погоню. Однако для погони хватило бы нескольких человек, один из которых мог быть с лучеметом. Лис рисковать не хотел.
Ну а если бы он и ушел от погони, то что ему делать без оружия в прерии, над которой летают гравилеты шаровиков? И если он доберется до Проклятого леса, то что ему делать там без оружия? Там вообще желательно иметь для уверенности как минимум лучемет, ну и, конечно, запас зарядов к нему.
Поэтому, несмотря на небольшие шансы добыть оружие на стоянке индейцев в момент, когда они устроят нападение на шаровиков, Лис решил попытать счастья именно здесь.
Сторожившие его воины не разговаривали с ним, да и сам он не особо пытался завязать разговор. Он слишком хорошо знал местные правила и понимал, что пытаться убедить их в чем-то, а тем более заставить сделать что-то в обход распоряжения вождя — бесполезно.
Сейчас Лис даже удивлялся сам себе: как он мог так долго среди них находиться? Тут, видимо, сказалась масса книг, на которых он был воспитан. Романтика произведений Фенимора Купера и Майна Рида, которыми Лис зачитывался в детстве, те немногие фильмы о Диком Западе, которые он успел посмотреть в кинотеатрах Советского Союза и которые именно из-за своей редкости воспринимались в те времена с повышенным интересом, вызвали у него тягу именно к индейцам и, как следствие, именно к этой грани планеты Терпа.
Но Лис быстро понял, что романтике, описанной в книгах, нет места в реальной жизни: индейцы были хорошие ребята, но слишком уж примитивные. Пока с ними не возникало конфликтных ситуаций, все было более или менее предсказуемо и от дружеского общения можно было получать даже удовольствие.
Но стоило сделать что-то, не соответствующее их представлениям о норме поведения, как можно было попасть в неуютную ситуацию. Лис уже столкнулся с этим в племени вишту, когда вождь Шотшек объявил его вне закона, после чего Лису пришлось бежать.
Лис усмехнулся: он вспомнил, что, живя среди индейцев, иногда даже старался отождествлять себя с ними. Что это-еще не прошедшее детство? По меркам продолжительности жизни Творцов, он ведь ребенок.
Сейчас он посмеивался над собой. Ну надо же — считать себя индейцем! Ему уже вообще было трудно определить свою принадлежность к какому-то конкретному народу. Он, конечно, вспоминал иногда Землю, но не мог называть себя в полной мере землянином, поскольку уже более трети жизни там не был.
Кто же он тогда? Космополит, живущий между двумя мирами, космополит смежные вселенных? Пятнадцать лет он прожил, странствуя по граням этого мира, а сколько их еще, этих миров и этих самых граней мироздания? Сами Творцы, наверное, не скажут, сколько этих миров, если они даже не уверены до конца, естественна ли вселенная Земли или же она тоже создана кем-то.
Тут Лис поймал себя на мысли, что, несмотря на то что он мало вспоминал о Земле за все эти годы, ему хочется ее увидеть.