Мир Софии

— Геометрический метод применяется в этом случае к самому языку, или форме выражения. Как ты помнишь, Декарт тоже прибегал в философских рассуждениях к математическому методу. Согласно Декарту, такие рассуждения должны строиться в виде тщательно выверенных, логичных умозаключений. Спиноза продолжает ту же рационалистическую традицию. В своей этике он стремился доказать, что человеческая жизнь определяется законами природы, а потому нам следует избавиться от чувств и побуждений, аффектов. Лишь тогда мы обретем спокойствие и счастье, утверждал он.

— Но наша жизнь определяется не только законами природы?

— Видишь ли, София, Спиноза отнюдь не простой философ. Его нужно разбирать пункт за пунктом. Ты, надо думать, не забыла, что, по Декарту, действительность состоит из двух четко различающихся субстанций, а именно мышления и протяжения?

— Когда бы я успела это забыть?

— Слово «субстанция» можно понимать как нечто, из чего состоят все вещи, нечто, к чему они все могут сводиться. Итак, Декарт оперировал двумя субстанциями, мышлением и протяжением.

— Мне не надо повторять все по двадцать раз.

— Спиноза не признавал такого разграничения. Он верил в существование только одной субстанции. Все сущее, по его мнению, сводится к тому, что он называл просто Субстанцией. Иногда, впрочем, он называл ее Божеством или природой. Иными словами, у Спинозы — в отличие от Декарта — не дуалистическое восприятие действительности. Мы говорим, что он монист, поскольку сводит все бытие и все жизненные явления к одной и той же субстанции.

— Они придерживаются, можно сказать, противоположных точек зрения.

— Разногласия между Декартом и Спинозой не столь велики, как это нередко утверждается. Декарт ведь тоже указывал, что Бог существует благодаря самому себе. Лишь когда Спиноза приравнивает Бога к бытию (или к сотворенному им миру), он довольно далеко отходит и от Декарта, и от иудаистского или христианского мировоззрения.

— Ведь в таком случае бытие — это Бог, и точка.

— Но под словом «бытие» Спиноза понимает не только протяженное бытие. Под Субстанцией, Богом, природой или бытием он подразумевает все сущее, в том числе и связанное с духом.

— Значит, и мышление, и протяжение?

— Ты абсолютно права. Согласно Спинозе, нам, людям, известны две характеристики, или формы проявления, Бога, которые философ называет божественными атрибутами, и эти атрибуты не что иное, как Декартовы мышление и протяжение. Итак, Бог (или бытие) выступает либо в виде мышления, либо в виде протяженных вещей. Вполне возможно, что Бог обладает и другими свойствами, помимо мышления и протяжения, однако люди знакомы лишь с этими его атрибутами.

— Все отлично, только зачем он выражается так замысловато?

— Да, прорубаться сквозь текст Спинозы приходится иногда чуть ли не с молотком и зубилом. Единственным утешением служит то, что в конце концов ты извлекаешь из глубин мысль, которая по чистоте своей может соперничать с алмазом.

— Я жду разъяснений.

— Не все сущее в природе представляет собой либо мышление, либо протяжение. Конкретные явления, с которыми мы сталкиваемся в обыденной жизни, например цветок или стихотворение Хенрика Вергеланна, суть различные модусы атрибутов мышления или протяжения. Под модусом понимается определенный способ, которым проявляет себя Субстанция, Бог или природа. Цветок — это модус атрибута протяжения, а стихотворение о том же цветке — модус атрибута мышления. По существу же оба выражают Субстанцию, Бога или природу.

— Тьфу ты, чего он наворотил!

— Главная сложность заключается в языке Спинозы. Но под его запутанными формулировками скрывается удивительное откровение, которое настолько просто, что его невозможно выразить повседневным языком.

— И все же я предпочитаю повседневный язык.

— Отлично. Начну с тебя. Если у тебя заболел живот, кто испытывает боль?

— Ты же сам сказал: я.

— Верно. А если ты вспоминаешь, что когда-то у тебя болел живот, о ком ты думаешь?

— Опять-таки о себе.

— Да, потому что ты единичная личность, у которой может снова заболеть живот и которую может охватить определенное настроение. Спиноза не случайно утверждал, что все физические явления, существующие или происходящие вокруг нас, выражают Бога или природу. Это же относится ко всем мыслям, ко всему, что мыслится Богом или природой, ибо всё едино. Существует лишь один Бог, одна природа или одна субстанция.

— Когда я думаю, это мои мысли. Когда я двигаюсь, то двигаюсь я, а не кто-нибудь другой. Зачем ты примешиваешь к этому Бога?

— Мне нравится твоя запальчивость. А кто ты такая? Ты София Амуннсен, но одновременно ты — выражение чего-то неизмеримо большего. Ты вправе сказать, что сама думаешь или сама двигаешься, однако разве ты не можешь сказать и другое: что твои мысли на самом деле принадлежат природе, а когда ты движешься, в тебе движется природа? Это сродни вопросу о том, сквозь какие очки ты предпочитаешь смотреть на мир.

— Ты хочешь сказать, что я не властна над собой?