Мир Софии

— Я приду вечером, — сказала она. — А около трех потихоньку уйду. Тебе надо будет до моего возвращения прикрывать меня.

— Куда, София? И зачем?!

— Сорри. Мне так приказано, и всё.

Ночевка у подруги не вызвала возражений. Скорее даже наоборот: иногда Софии казалось, что мама радуется возможности побыть дома наедине сама с собой.

— Ты ведь придешь к обеду? — было единственное, о чем она напомнила дочери перед уходом.

— Если нет, ты знаешь, где меня искать.

Почему София так сказала? Ведь найти ее скорее всего будет нелегко.

Ночевка в гостях по обыкновению началась с разговоров по душам, затянувшихся далеко за полночь. Когда подруги наконец угомонились (около часа ночи), София — в отличие от других случаев — поставила будильник на пятнадцать минут четвертого.

Два часа спустя Йорунн только успела проснуться от его звонка, как София уже заткнула будильник.

— Будь осторожна, — сказала на прощание Йорунн. И София тронулась в путь. До Мариинской церкви было несколько километров, но, проспав всего два часа, София чувствовала себя вполне бодро. Над горами в восточной стороне неба уже виднелась красная полоска занимавшейся зари.

Ко входу в старую церковь София подошла ровно в четыре. Потрогала тяжелую дверь. Она оказалась не заперта!

Внутри было тихо и пусто, а сама церковь и впрямь производила впечатление древней. Сочившийся сквозь витражи голубоватый свет делал заметными тысячи висевших в воздухе крохотных пылинок. Пыль, видимо, скапливалась на толстых балках, которые перекрещивались вверху храма. София села на скамью посредине нефа [24] и принялась рассматривать алтарь и покрытое блеклыми красками распятие.

Она просидела так несколько минут, когда в храме вдруг зазвучал орган. София не решалась обернуться в его сторону. Похоже было, что играют старинный псалом, тоже относящийся к средневековью.

Чуть погодя мелодия стихла. Зато София услышала приближающиеся сзади шаги. Обернуться хотя бы сейчас? Нет, она предпочла не сводить взгляда с распятого на кресте Иисуса.

Шаги проследовали мимо, и София увидела идущего по храму человека в коричневой монашеской рясе. Девочка могла бы поклясться, что перед ней средневековый монах.

Она испугалась, но не ударилась в панику. Перед алтарным возвышением монах описал широкую дугу и взобрался на кафедру. Свесившись оттуда и вперив взор в Софию, он заговорил на латыни:

— Gloria Patri et Filio et Spiritui sancto. Sicut erat in principio et nunc et semper in saecula saeculorum [25].

— Говори по-норвежски, пустомеля! — вырвалось у Софии, и эхо разнесло ее слова по всей церкви.

Конечно, София догадалась, что монаха изображает Альберто Нокс, и все-таки она сразу пожалела о непочтительных словах, которые позволила себе в старинном храме. Но ведь она испугалась, а когда человек испуган, он склонен нарушать общепринятые табу.

— Тесс!

Альберто поднял руку, как делают священники, призывая паству к тишине.

— Который час, дитя мое? — осведомился он.

— Пять минут пятого, — сказала София, забыв про свои страхи.

— Ну что ж, пора. Теперь и начинается средневековье.

— Разве средневековье начинается в четыре часа? — озадаченно спросила София.

— Да, около четырех. Потом было пять часов, шесть, семь, а время словно застыло на месте. Затем пробило восемь часов, девять, десять… и это все еще было средневековье. Ты, наверное, думаешь: пора было пробуждаться и приступать к новому дню. Я тебя понимаю. Но, видишь ли, в мире словно наступил выходной, нескончаемо долгий выходной день. Пробило одиннадцать, двенадцать, час. В этот период — он носит название зрелого средневековья — в Европе были возведены огромные соборы. Лишь около двух часов пополудни, то есть в четырнадцать часов, пропел петушок — и тогда продолжительная эпоха средневековья стала наконец завершаться.

— Значит, средневековье длилось десять часов, — сказала София.

Альберто тряхнул головой (еле видной из-под капюшона коричневой рясы) и обвел взглядом свою паству, которая состояла из одной четырнадцатилетней девочки.

— Если считать час за столетие, то да. В таком случае Иисус у нас родился вскоре после полуночи, а апостол Павел начал свои миссионерские путешествия около половины первого (спустя четверть часа он умер в Риме). До трех часов ночи христианская церковь оставалась более или менее под запретом, но в 313 году христианство обрело статус одной из признанных религий Рима, где в это время правил император Константин Великий. Сам набожный монарх принял крещение много позднее, уже на смертном одре. С 380 года христианство было признано официальной религией во всей Римской империи.

— Разве Римская империя не распалась?