Мета смотрела на Язона с ужасом. С ее точки зрения он разбалтывал недопустимые вещи. Робс слушал с захватывающим интересом. Казалось, он сейчас выдохнет: «Во, круто! Прямо как по видику!» А Долли смотрела мимо Моргана в стену и глаза ее зримо мутнели с каждой секундой, будто она стремительно пьянела или засыпала. Словом, процесс пошел.
– Ты не зря провел это время на планете, – оценил Морган. – Я буду думать над твоими идеями.
– Спасибо, Генри. Но пойми, вот теперь-то уж мне точно нужно знать, чем ты уже владеешь из нематериальных ценностей. Точнее, чем владеет Старик Сус. Что такое, черт возьми, этот аукснис жверис!
– Я не смогу тебе помочь сегодня, – проговорил Морган странным замогильным голосом и замолчал надолго.
Язон метнул быстрый взгляд на Долли, но та и без него уже поняла, что наступает кульминационный момент. Глаза ее из изумрудно прозрачных сделались буквально малахитовыми, даже разводы какие-то темные на радужке проступили. Неужели Морган не замечает этой странности?
Но Морган, похоже, не замечал уже ничего. Он как будто впал в глубокий транс. Молчание сделалось гнетущим. И тогда главарь флибустьеров вдруг произнес четким, бодрым, но совершенно не своим голосом:
– Язон, поговори об этом со своим капелланом. На Джемейке есть традиция: жених и невеста имеют право задать несколько очень откровенных вопросов своему капелллану. И тот обязан ответить честно. Поговори. Капеллан, как и все буканьеры, знает про Старика Суса. А сейчас… К столу, к столу, к столу!..
В огромном праздничном зале все смешалось. Бокалы, кубки, подносы, свечи, мужчины, женщины, блюда, бутылки, пьяные трезвые, господа, слуги, витальеры, флибустьеры, серебро, золото… В глазах рябило. Затеряться было предельно легко. Найти кого-то – безумно сложно. Об этом и мечтал Язон, но вначале (убедившись, что Морган уже достаточно далеко) он прошептал:
– Долли, Долли, ну что? Говори быстрее!
– Его мысли очень трудно читать. Безмерно трудно, – как-то очень по-взрослому ответила девушка совершенно измученным голосом. – Их кто-то блокирует.
– Может быть, он сам? – предположил Язон.
– Не знаю. Больше похоже на постороннее вмешательство.
– Это уже очень важная информация. И все же, Долли. Он знает, где Старик Сус, кто он такой? Знает ли он, наконец, что такое аукснис жверис?
– Да, – сказала Долли почти уверенно. – Но он действительно не может сказать этого нам. Действительно не может. Очень трудно читать эти его тяжелые, скользкие, совершенно чужие, ну, то есть не его мысли…
– Извини меня, девочка. Я не знал, что будет так трудно.
– Это наша общая работа, – откликнулась она опять очень по-взрослому.
– И последнее, – сказал Язон, глядя виноватыми глазами. – Что это за странный совет был?
– А это не он дал вам совет. Это кто-то другой внутри него, и потому мне кажется, что совет хороший. Морган сейчас не помнит, что именно сказал. Но скорее всего через какое-то время вспомнит. Так что поспешите, сэр…
Она могла бы и не говорить последних слов.
– Долли, кто бы не спросил обо мне, даже если Мета, говори, что я где-то тут. Поняла?
Девушка кивнула и юркнула в толпу веселящихся граждан Джемейки, ища глазами Робса. А тот уже спешил ей навстречу.
Глава 16
Капеллан храма Рождества Богородицы, что на Гордельском спуске, ходил вдоль алтаря и расставлял свечи. Когда Язон ступил под своды центрального нефа и его шаги гулким эхом отозвались в самых дальних уголках помещения, священник неспешно оглянулся и сказал:
– Вы рановато пришли, сын мой, видите, я только еще подготовил бланк, а заполнять его имею право лишь в присутствии государственного чиновника. Впрочем уже совсем скоро я жду этого посыльного от сэра Генри Моргана, он проставит большую гербовую печать и завизирует регистрацию вашего брака.
– Очень приятно, батюшка, но я пришел не только за нашим свидетельством… Ой, – прервал сам себя Язон увидев бланк и невольно беря его в руки. – Что за странный материал?
– Официальные церковные документы традиционно пишутся на пергаменте, изготовляемом из свиной кожи.
– Свиной? – недоверчиво переспросил Язон. – Такой тонкой. Уж не человечья ли она, батюшка?
– Нет, сын мой. На человечьей коже, причем собственной кровью пишутся только клятвы флибустьеров при вступлении в их «высочайшее сообщество».
Последние два слова были сказаны с явным пренебрежением, и Язон понял, что теперь самое время задавать главные вопросы.
– Батюшка, я пришел затем, чтобы кое о чем важном спросить у вас.
– Спрашивай сын мой, сегодня ты имеешь на это право.
– Вы ведь буканьер, батюшка? Кто такие буканьеры? Почему они молчат о себе?
– Присядем, сын мой, и я расскажу тебе.
Они сели и капеллан неожиданно предложил, переходя на ты:
– Закурить хочешь?
– Так ведь это богомерзкое занятие!
Уж такую-то элементарную вещь о правилах, принятых в христианской церкви, знал даже безбожник Язон.
– А, перестань, на этой планете давно сместились все представления о богомерзких занятиях.
И капеланн достал из-под своей зеленой рясы пачку сигарет. Неужели «Антарес»? Действительно «Антарес». Случайное совпадение? Или уже начинается чертовщина?