Правда, одно племя, жившее у отдаленных холмов, делало шлемы и нагрудники не из железа. Люди этого племени работали в асбестовой шахте. Они размельчали этот минерал и смешивали со смолой; получался материал, похожий на стекловолокно – легкий, прочный, эластичный. Из него выходили лучшие доспехи на равнине. Технология, несомненно, осталась от первых поселенцев планеты.
В остальном жизнь кочевников ничем не отличалась от жизни любых варваров железного века. Топливом служил помет животных, их же жиром заправляли светильники. Каждое племя владело своими родовыми пастбищами, но границы были весьма условны, и поэтому постоянно происходили столкновения.
Шатры-камачи сооружались из шкур и железных столбов, их можно было разобрать за несколько минут. Во время кочевок весь скарб грузился на повозки-эскунги, запряженные моропами.
Моропы, в отличие от крупного рогатого скота, завезенного переселенцами, являлись исконными обитателями высокогорных степей Счастья. Сотни лет назад этих когтистых травоядных одомашнили, а дикие стада истребили. С тех пор они верно служили человеку и как вьючные животные, и как боевые скакуны. Толстая шкура защищала их от холода, а без воды, которой здесь так не хватало, они могли обходиться по двадцать дней.
Племена кочевали и воевали друг с другом. Каждое племя говорило на своем диалекте, а для общения между племенами использовался меж-язык. Кочевники заключали союзы и предательски нарушали их. Единственным и самым любимым занятием местных жителей была война, в ведении которой они достигли совершенства. Неудивительно, что жизнь здесь была суровой и короткой.
Язон усваивал эту информацию, одновременно пытаясь усвоить куски тушеного мяса, но тут дело обстояло хуже, и приходилось их глотать непрожеванными. Вместо воды ему подали перебродившее молоко моропов – неопределенного цвета пойло с отвратительным запахом и вкусом. Язону оставалось только радоваться, что ему не предложили попробовать любимое блюдо воинов – смесь молока и теплой крови.
Когда его любопытство было удовлетворено, настала очередь Орайела, и он задал бесчисленное множество вопросов. Язону пришлось очень много говорить, а жонглер и его ученик внимательно слушали и запоминали. Они вели себя спокойно, и Язон поверил, что здесь ему ничего не угрожает.
Дело шло к вечеру, и пора было подумать о возвращении к своим. Дождавшись, когда Орайел выдохся, Язон спросил:
– Сколько людей в лагере?
Жонглер, постоянно прикладывавшийся к бутылке с ачадом – местным алкогольным напитком, – что-то пробормотал себе под нос и широко развел руками.
– Они дети Грифа, – затянул он. – Они столь многочисленны, что покрывают равнины и заставляют сердца врагов трепетать от…
– Я не спрашиваю об истории племени, меня интересует их число.
– Этого никто не знает. Может быть, сто, а может, миллионы.
– Сколько будет двадцать плюс двадцать? – в упор спросил Язон.
– Я никогда не беспокоился о таких глупостях.
– Но ведь я говорю не о высшей математике, а о счете в пределах ста, – в сердцах заметил Язон и, поднявшись с пола, осторожно выглянул на улицу.
Было очень холодно, по небу плыли белые облака, тени заметно удлинились.
– Пей. – Орайел протянул ему кожаный бурдюк с ачадом. – Ты мой гость и должен пить.
В шатре царила тишина. Старуха чистила котел песком, ученик опустил подбородок на грудь и, казалось, спал.
– Я никогда не отказываюсь от выпивки, – сказал Язон, принимая бурдюк.
Поднося его ко рту, он поймал быстрый взгляд старухи. За спиной раздался шорох.
Бросив бурдюк, Язон отпрыгнул в сторону. Что-то больно стукнуло его по плечу, он наугад ударил ногой и попал в живот ученику, который сразу согнулся пополам и выронил железную палицу.
Тем временем Орайел вытащил из-под шкур длинный меч и бросился на Язона. У того от удара онемела правая рука, но, увернувшись от меча, он левой схватил старика за горло и пережал сонную артерию. Жонглер судорожно глотнул воздух и упал без сознания.
Краешком глаза Язон следил за старухой, которая подбиралась к нему с длинным ножом в руке. Опередив, он схватил ее за запястье и с силой вывернул руку, нож полетел на пол.
Схватка заняла всего какую-то минуту. Орайел и ученик лежали друг на друге, старуха же тихо подвывала в стороне, держась за запястье.
– Спасибо за гостеприимство, – съязвил Язон, растирая онемевшую руку.
Когда к пальцам вернулась чувствительность, он связал всех троих. К этому времени жонглер уже пришел в себя и открыл глаза – в них горела жгучая ненависть.
– Что посеешь, то и пожнешь, – сообщил ему Язон. – Это тоже можешь запомнить. Я думал, ты хочешь получить знания и заплатить той же монетой, но ты оказался слишком жаден. Я надеюсь, что теперь ты жалеешь об этом и разрешишь мне взять несколько поношенных шкур, эту грязную шапку, которая знавала лучшие времена, и кое-что из оружия.
Орайел в ответ промычал что-то, вокруг кляпа появилась пена.
Язон подобрал палицу и надвинул шапку на глаза.