Мир Савойя. Зов тьмы (СИ)

Золотые, как солнечный свет, гладкие — волосы ее матери были заплетены в хитроумную прическу и украшены живыми цветами и зелеными листьями. И эта башня возвышалась на голове старой женщины, что прятала морщины за белилами, а дряблое тело в нарядных одеждах… Маркиза тратила много времени на наведение красоты, а новый парик никак не желал принимать модный нынче вид. Словно живые волосы ложились свободной волной, и служанкам маркизы пришлось воспользоваться всеми своими умениями, чтобы уложить их правильно. Но маркиза де Шталь осталась довольна результатом, она ловила на себе восхищенные взгляды, которые приковывал к себе ее новый предмет гардероба. Хозяйка приема наслаждалась собой ровно до того момента, как что-от шипящее промелькнуло перед ее взором.

Смазанное движение, адская боль в тех местах, где парик цеплялся к ее собственным, весьма поредевшим от времени волосам. Любовница Ришара де Крафта прижимала парик к себе и кричала. В лице ее осталось мало человеческого. Черты исказились, явив хищную морду, острые зубы опасливо выглядывали из разинутого рта.

Луна вырывала цветы, трясущимися руками отцепляла металлическую конструкцию. Девушка не заметила, в какой момент рядом с ней оказался савойя. Выглядел он не менее потрясенным, чем она сама.

— Анаит… — бледное лицо повернулось в сторону старой графини и шевалье, который недавно сверкал улыбкой и целовал дамам ручки, зарычал. Рык его перешел в рев. Свечи, что горели в канделябрах погасли. А дамы испуганно отпрянули от «доброго соседа».

— Мама… — Луна гладила волосы, воспоминания, как она играла с ними ребенком, жгли глаза. — Мамочка… Мама.

Анатоль дернулся, в панике сплетая заклинание, чтобы обездвижить савойя хотя бы на минуту, но Ришар остановил его. Колдун не понимал, что точно происходит, но эти двое — Луна и Кирис обнялись. Савойя рыдал в голос, взгляд Луны остекленел. Они держали парик, который слегка мерцал в темноте, и Ришар вдруг осознал, кому могли принадлежать эти волосы.

— Моя пара… моя половина… душа моя. — шептал Кирис, целовал пряди, как целовал их в те ночи, что он был вместе с Анаит. Волосы ее взлетали, словно обладая собственной волей и касались его когда прикосновений ладоней становилось недостаточно.

Кирис вскинулся, жадно рассмотрел лицо девушки. Как он не понял сразу, что Луна именно ее дочь? Гордая посадка головы, широко расставленные глаза, тонкие пальцы. Да, масть у девушки была совсем другой, да фигура отличалась девичьими формами, которые время еще доведет до совершенства женских, но эта была она. Кровь от крови Анаит. Кирис схватил девушку за тонкое запястье, прижал к своей влажной щеке. Горе его было столь неподдельным, что она не одернула ладошку. Скорбь сблизила столь разных существ, скорбь стерла на мгновение весь остальной мир. Крики, охи, суматоха — савойя и эльфийка не замечали ничего.

— Ты знаешь… как это произошло?

Луна кивнула. Но рассказывать ей не хотелось.

— Расскажи о ней, хоть что-то. Пожалуйста.

Кирис вдруг осознал, что никогда до конца не понимал и не знал Анаит. Каждый год он дважды приезжал к границе Злого леса и звал ее, потом почти терял человеческий облик и бесновался у кромки леса, выл, умолял, обещал отдать ей свою жизнь только за один взгляд. Но Анаит никогда не отвечала. Кирис был уверен в бесконечности жизни Анаит, верил, что когда-нибудь она простит его и примет обратно. По бумагам территории Злого леса принадлежали ему уже двадцать лет. Столько лет назад началась их связь, которая вернула его к жизни. Как часто он рисовал в своем воображении новые встречи с Анаит, готовился, заучивал фразы, которые бы сказал ей. Да и яблоки… он вывел сорта яблок для нее. Потому что Анаит любила эти плоды.

Но Анаит никогда не откусит сладкое яблоко, а сок не польется по золотистой коже, не утонет в ложбинке грудей. Сейчас он держит в руках ее волосы и понимает, каким единственным образом люди могли срезать их под корень. Луна зашептала: