В этот миг из дома вышла женщина. Обворожительная — рыжеволосая, зеленоглазая, белокожая, длинноногая, полногрудая, с осиной талией. Черты лица у нее были неправильные: нос чуточку длинноват, верхняя губа малость коротковата, а глаза посажены немного глубже, чем надо. Но вместе они создавали прекрасное, значительное и незабываемое лицо. Женщина была пяти футов и семи дюймов ростом, в белом декольтированном платье из мерцающей ткани с разрезом на левом бедре, в белых босоножках на высоких каблуках. Ни драгоценностей, ни жемчугов. Только на правой руке блестел серебряный браслетик.
— Познакомьтесь: Софи Лефкович, — с улыбкой представил ее Фрайгейт. — Я встретился с ней на конференции писателей-фантастов в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. После этого мы переписывались и время от времени встречались на других конференциях. Она умерла в тысяча девятьсот семьдесят девятом году от рака. Ее дед с бабкой переехали из России в Кливленд, штат Огайо, в тысяча девятисотом году, а отец женился на местной уроженке, чьи предки, испанские евреи, переселились в Нью-Амстердам в тысяча шестьсот пятьдесят втором году. Забавно, но я однажды виделся с первым иммигрантом из их рода, Абрамом Лопесом. Правда, мы друг другу не понравились; он оказался ярым фанатиком. А Софи была домохозяйкой, но принимала активное участие в деятельности множества организаций, в том числе и Национальной женской организации. Кроме того, она заработала кучу денег писанием книг для детей под псевдонимом Бегония Уэст.
— Я уверен, они прелестны, — серьезно сказал Бёртон. — Но ты же сам предостерегал меня от воскрешения писателей, помнишь?
— Да, многие из них прогнили насквозь, но не все.
Софи оказалась умной и интересной собеседницей, хотя и чересчур склонной к каламбурам. Она, похоже, была чрезвычайно благодарна Фрайгейту за свое воскрешение, а тот, в свою очередь, искренне ею восхищался.
— Мы, естественно, собираемся воскресить еще кое-кого. Иначе без компании мы быстро осточертеем друг другу. Хотя выбрать подходящие кандидатуры — дело нелегкое.
— Он ищет совершенства, которого все равно не найдет, — заметила Софи. — Те, что совершенны, уже стали «продвинувшимися». Я ему говорю: выбирай более или менее подходящих, а если они нам не понравятся, пускай выметаются отсюда.
— Если так будет продолжаться, — сказала Звездная Ложка, — башня скоро лопнет от перенаселения. Каждый воскрешенный начинает тут же воскрешать себе приятелей.
— В башне свободно может разместиться пара миллионов человек, — возразила Софи.
— Но если каждый из них воскресит еще по четыре человека, население начнет расти в геометрической прогрессии, — сказал Бёртон.
— Это бы еще полбеды, — вмешался Фрайгейт, — Нам грозят неприятности похуже. Намедни я разговаривал с Томом Терпином. Он говорит, две парочки из его мира пытаются обзавестись детьми. Они велели компьютеру исключить из своего рациона противозачаточные химические вещества. Том рассердился и сказал им, что если женщины забеременеют, им придется покинуть Терпинландию. А они заявили, что им плевать.
Собеседники приумолкли, потрясенные новостью. Этики сделали все возможное, чтобы исключить появление детей, поскольку пространство мира Реки не было рассчитано на прирост населения. А кроме того, свободные места предполагалось заселить воскрешенными, родившимися на Земле после 1983 года.
— Весь проект летит псу под хвост, — сказал Фрайгейт.
— Хуже — к чертям в преисподнюю! — отозвался Бёртон. — Если он еще не там.
— Ну, по-моему, на преисподнюю это мало похоже, — улыбнулась Софи, обводя рукой их личный мирок.
В воздухе раздавались птичьи трели — анахроничные звуки, поскольку птиц в мезозойскую эру еще не было, — и попискивание парочки енотов, тоже забредшей из более позднего времени. Снизу доносились басовитые гортанные крики бронтозавров, топот тираннозавров, носившихся с грохотом пассажирского поезда или снежной лавины. Птеранодоны, размах крыльев у которых достигал тридцати футов, хрипло каркали, как простуженные вороны.
— Это временное явление, — отозвался Бёртон. Андроиды Дики и Ронни принесли еще спиртного. Фрайгейт с Бёртоном, возможно вдохновленные присутствием андроидов, начали беседовать на свою любимую тему — о свободе юли и предопределении. Фрайгейт утверждал, что свободная воля играет более значительную роль в человеческой жизни, нежели механические, химические или ядерные элементы. Бёртон, напротив, доказывал, что в большинстве случаев выбор людей предопределен химическим составом их организмов и привитыми в раннем детстве условными рефлексами.
— Но некоторым людям удается изменить свой характер к лучшему, — сказал Фрайгейт. — Они занимаются этим осознанно, прилагая немало труда, и усилием воли преодолевают рефлексы, порой изменяют даже врожденный темперамент.