Мир, прогресс, права человека. Статьи и выступления

Обструкция произвела удручающее впечатление своей несправедливостью. На следующий день в кулуарах съезда можно было заметить смущение, люди как бы опомнились, многие чувствовали себя виноватыми. Сахаров продолжал выступать как ни в чем не бывало. Похоже, что на него нисколько не подействовала та обструкция, я почти уверен в этом, потому как виделся с ним тогда же в перерыве. Словно бы ничто не расстроило его, не могло остановить. Это даже не упорство, не стойкость, не мужество, — это выше, это глубочайшее сознание своей правоты, вера в то, что люди в зале поймут, не могут не понять, куда ж они денутся от разумных вещей? Во всяком случае, он обязан произнести, высказать свои доводы. Так было с Сахаровым во времена брежневщины, так было позже, ныне то же самое непреклонное чувство ведет его через любые тернии к трибуне. Его ничто не может устрашить. В нем нет фанатичности. Раньше мне виделось некоторое мессианство, но, по мере того как я узнавал А. Д. Сахарова все больше, я убеждался, что им движет более всего нравственная ответственность. Как политик он не свободен от ошибок, его предложения бывают наивны, спорны. Как моралист он не занимается рассуждениями об этике, о вечных ценностях, не выступает с проповедями. Да он и не претендует на звание политика или моралиста. Он отказался от членства в Верховном Совете.

«Я не родился для общественной деятельности», — сказал А. Д. Сахаров в одном из своих интервью. Что же в таком случае является внутренним стимулом для его гражданской, политической активности? Он так ответил на это: «…судьба моя оказалась необычной: она поставила меня в условия, когда я почувствовал свою большую ответственность перед обществом, — это участие в работе над ядерным оружием, в создании термоядерного оружия. Затем я почувствовал себя ответственным за более широкий круг общественных проблем, в частности гуманитарных. Большую роль в гуманизации моей общественной деятельности сыграла моя жена — человек очень конкретный. Ее влияние способствовало тому, что я стал больше думать о конкретных человеческих судьбах. Ну, а когда я вступил на этот путь, наверное уже главным внутренним стимулом было стремление оставаться верным самому себе, своему положению, которое возникло в результате чисто внешних обстоятельств».