— Мама, ты расстроена? — неожиданно спросила она. Миссис Мюррей взглянула поверх страниц научного журнала, который листала. Некоторое время она молчала.
— Да.
— Почему?
И опять миссис Мюррей замолчала. Вытянула вперед руки и посмотрела на них. Длинные, сильные, красивые руки. Потрогала широкое золотое кольцо на пальце левой руки.
— Я пока еще молодая, — наконец сказала она, — хотя это трудно понять вам, детям. И я по-прежнему люблю вашего отца. Я очень скучаю по нему.
— И ты думаешь, все происшедшее имеет отношение к отцу?
— Думаю, имеет.
— Но какое?
— Вот этого я не знаю. Но это единственное объяснение.
— Ты думаешь, что все это можно будет объяснить?
— Да. Но уверена также и в том, что при наших ограниченных способностях мы не всегда в состоянии понять некоторые объяснения. Но видишь ли, Мэг, от того, что мы чего-то не понимаем, совсем не значит, что объяснения нет.
— Я люблю понимать, — сказала Мэг.
— Мы все любим. Но это не всегда возможно.
— Чарльз Уоллес понимает больше, чем мы все?
— Да.
— Почему?
— Ну, полагаю, что он… другой.
— Другой?
— Не могу точней сказать. Ты же знаешь, что он не такой, как все.
— Знаю. И я не хотела бы, чтобы он стал как все, — сказала Мэг.
— Хочу, не хочу — все это не имеет значения. Чарльз Уоллес есть такой, какой есть. Другой. Новый.
— Новый?
— Да. Вот так мы с отцом его воспринимаем.
Мэг так вертела в руке карандаш, что сломала его. Она засмеялась:
— Извини! Я не хочу разрушать. Я хочу понять.
— Знаю.
— Но Чарльз Уоллес выглядит как все?
— Конечно, Мэг, но люди — это не только их внешний вид. Отличие Чарльза Уоллеса не физического порядка. Он по сути своей иной.
Мэг тяжело вздохнула, сняла очки и, повертев их, снова надела.
— Ну что ж, я понимаю, что Чарльз Уоллес — другой, я понимаю, что он нечто большее, чем все мы. Думаю, надо принять это как факт, без понимания.
Миссис Мюррей улыбнулась:
— Возможно, именно это я и хотела тебе сказать.
— Да? — с сомнением спросила Мэг.
Мать улыбнулась снова:
— Может быть, поэтому я не удивилась нашей вчерашней гостье, поэтому подавила возникшее недоверие. Из-за того, что есть Чарльз Уоллес.
— А ты сама — как Чарльз Уоллес?
— Я? Бог мой, конечно, нет! У меня больше способностей и более высокий интеллектуальный уровень, чем у многих, но я в пределах обычного.
— Но только не твоя внешность.
Миссис Мюррей рассмеялась:
— Тебе не хватает примеров для сравнения. Внешность моя — самая обычная.
Вошел Кэльвин О’Киф.
— Чарльз заснул? — спросила миссис Мюррей.
— Да.
— Что ты ему читал?
— Он выбрал книгу о происхождении видов. Не сочтите меня назойливым: над чем вы сегодня работали в лаборатории, миссис Мюррей?
— Когда-то это была моя совместная с мужем работа. А сейчас я стараюсь не слишком от него отстать, когда он вернется.
— Мама, — заявила Мэг, — Чарльз говорит, что я ни то ни се, ни рыба ни мясо.
— Ну уж нет, — сказал Кэльвин. — Ты прежде всего Мэг, вот ты кто. Лучше пойдем погуляем.
Но Мэг не удовлетворилась ответом.
— А что ты скажешь о Кэльвине?
Миссис Мюррей улыбнулась:
— Он мне очень нравится, я очень рада, что ему у нас хорошо.
— Мама, ты собиралась рассказать мне о тессеракте.
— Да. — Лицо миссис Мюррей стало озабоченным. — Но не сейчас, Мэг. Не сейчас. Отправляйся на прогулку с Кэльвином, а я пойду поцелую Чарльза и присмотрю, чтобы улеглись близнецы.
Трава была мокрой от росы. Луна уже взошла, в ее свете звезды стали почти невидимыми. Кэльвин протянул руку и простым, дружеским жестом взял Мэг под руку.
— Ты расстроила маму?
— Нет, не я. Но она расстроена.
— Из-за чего?
— Из-за отца.
Кэльвин повел Мэг через луг. Сменялись под ногами тени деревьев, в воздухе был разлит тяжелый, сладкий запах осени. На склоне Мэг поскользнулась, но сильная рука Кэльвина не дала ей упасть. Они осторожно пересекли огород близнецов, петляя между грядок капусты, свеклы, спаржи, тыквы. Слева неясно вырисовывались высокие кукурузные стебли. Впереди виднелась маленькая яблоня, защищенная каменной стеной, за стеной был лес, в который они сегодня наведывались. Они подошли к стене и уселись под нею; рыжие волосы Кэльвина в блеске луны отливали серебром, тело и лицо были испещрены пятнами теней от ветвей. Он потянулся к ветке, сорвал яблоко и протянул его Мэг, затем сорвал яблоко и для себя.
— Расскажи мне об отце.
— Он — физик.
— Да, конечно, мы все об этом знаем. Говорят, он бросил твою мать из-за женщины.
Мэг резко попыталась было встать с камня, на котором сидела, но Кэльвин схватил ее за запястье и усадил.
— Спокойней, детка. Я ведь не сказал ничего, чего бы ты уже не слышала?
— Это действительно так, — ответила Мэг, но продолжала дергаться. — Позволь мне уйти.
— Успокойся. Ты знаешь, что это неправда, я знаю, что это неправда. И как только взглянешь на твою маму, сразу станет ясно, что бросить ее из-за другой женщины невозможно. Но люди такие злые, правда?
— Наверное, правда, — ответила Мэг, но ее счастливое настроение улетучилось, сменившись тягучим негодованием.
— Послушай, дурочка! — Кэльвин мягко ее потряс. — Я хочу, чтобы мне все стало ясно, хочу отделить факты от выдумки. Твой отец — физик. Это факт, правильно?
— Да.