Мир Приключений 1990 г.

Филипп держал свои часы на ладони, смотрел, как двигается секундная стрелка, не отводил взгляда и даже побледнел от волнения. Поднял глаза на Бутурлака, сказал робко:

— Но ведь это такая ценность… Я не смею…

Лейтенант взъерошил ему волосы.

— Смеешь, смеешь! — засмеялся весело. — Ты, Филипп, все сейчас смеешь!

Послышался гул мотора, и во двор въехал милицейский газик. Ярощук соскочил с переднего сиденья и остановился перед скамейкой. Спросил Андрея:

— Какой из себя Коршун?

— Поймали Гришку? — вскочил на ноги Андрей. — И Коршуна?

Ярощук покачал головой.

— Опоздали. Наверно, вы спугнули их. Так какой из себя Коршун?

— А такой… Ну, как вы, огромный…

— Как я, говоришь? — задумчиво сказал капитан. — Что ж, это подходит.

— Что подходит?

— А-а… — махнул рукой Ярощук. — Предположение.

Капитан подозвал Бутурлака, рассказал про результаты обыска.

— Мне кажется, — сказал под конец, — проворонили мы сегодня самого Коршуна. И появился он здесь не случайно. Подумайте, лейтенант, может быть, и в самом деле не стоит ехать в Острожаны?

— Если уже и вы начинаете уговаривать меня не ехать, то я обязательно поеду, — ответил Бутурлак. — Иначе что скажут обо мне эти ребята?

— Ну, счастливого пути, — протянул ему руку Ярощук.

…Андрей проснулся, когда еще не начало светать. Бутурлак спал, сладко посапывая. Мальчик зажег свечку в сенях, написал лейтенанту несколько слов на оберточной бумаге. Достал из погреба кувшин молока, поставил на стол рядом с запиской и, не скрипнув дверью, вышел во двор. Подхватив плетеную из лозы корзину, побежал по тропинке между огородами к лесу.

Вчера вечером лейтенант спросил, есть ли в окрестных лесах грибы, и Андрей решил с утра пораньше набрать хоть половину корзины. Знал недалеко от села грибные места, там попадались и рыжики, и белые.

Небо на востоке посветлело, но в лесу еще было темно. От росы сразу намокли штанины стареньких брюк. Андрей шел быстро, скоро согрелся, даже захотелось пить.

Напился из лесного родника. Разгреб еще прошлогодние, полусгнившие листья, вода сразу набежала в ямку. Наклонился и пил прямо из нее, чувствуя приятный запад мха и какого-то горьковатого корня. Подумал, что вкуснее воды не пил еще никогда.

Начало светлеть и в лесу.

Андрей поколебался немного: куда идти? Налево, где начинался густой еловый лес, могли быть рыжики, а прямо под дубами — боровики. Решил: лучше принести боровики, все же считаются королевскими грибами, хотя сам считал: нет ничего вкуснее поджаренного елового рыжика — твердый, хрустящий и пахнет лесом!

Пошел к дубам неторопливо. Солнце еще не пробилось сквозь чащу, а боровик хорошо прячется в сухой листве, и в полумраке его не заметишь.

Время от времени Андрей прикладывал к уху часы и, услышав тихое тиканье, улыбался.

Думал о Бутурлаке. Лейтенант будет жить в Острожанах месяц. Тридцать дней. И эти дни представлялись ему сплошным праздником.

Поселился лейтенант в его хате, которую после смерти матери так бесстыдно присвоил себе его дядька.

Парня тревожило, сможет ли он прокормить лейтенанта. Собственно, картошка есть, у соседки была корова, Андрей обеспечивал ее сеном, а она его — молоком. Рыба ловилась, молодая морковь и другие овощи поспевали на огороде, но как быть с хлебом?

Андрей сам обходился почти без хлеба, лишь иногда получал буханку, когда привозили хлеб учителям, — Петр Андреевич оформил его школьным завхозом, и Андрей добросовестно работал. Но он — одно дело, а лейтенанту после госпиталя необходимо усиленное питание!

Бутурлак вытащил из солдатского мешка три большие буханки хлеба, несколько банок консервов и большой кусок сала.

— Это сухой паек на две недели. — объяснил, — а через полмесяца съезжу в город и получу еще по аттестату.

Теперь Андрей успокоился. К грибам можно будет сварить чугунок картошки с салом или поджарить леща… А днем Сергейка с товарищами притащит корзинку черники.

Чудесно жить в таком райском месте, как Острожаны!

Андрей присел под огромным деревом, ожидая, чтобы посветлело. Почему-то сразу подумал о Вере, как вчера, когда возвращались в Острожаны, она рассказывала о ленинградской блокаде.

Верина мама была острожанка. Давно, еще в гражданскую войну, когда красные полки громили Пилсудского и какая-то кавалерийская часть забрела в их село, она приглянулась красному командиру, и он увез ее с собой. Жили они в Ленинграде — большом и сказочном городе. Когда-то баба Мотря показывала несколько цветных открыток, полученных от дочери. Андрей сам видел их и не мог поверить, что все эти дома и дворцы можно было сотворить человеческими руками.

Видел он и первую фотографию внучки Мотри, она не понравилась ему: платьице с какими-то причудливыми финтифлюшками, смотрит важно, а на голове огромный бант. Не девчонка, а барышня какая-то…

Когда началась война, Вера с матерью остались в Ленинграде, отец бил гитлеровцев на разных фронтах и дослужился до полковника.