— А потом, молодой человек, — Бурлака выкатил на Стаса глаза, — я двое суток провел на дереве, а трекаб под деревом. А когда я уже созрел, чтобы падать вниз, трекаб испустил дух. Оказалось, последним выстрелом я его все–таки зацепил…
Он убрал вдруг с лица драматическое выражение и расхохотался. Вместе с ним рассмеялись Стас и Глен Грауфф.
— Ну, слава богу, — похлопал Стаса по плечу Грауфф. — А я уж боялся, вы нас возненавидели навеки.
Стас почувствовал, что краснеет.
— Да что вы, право. При чем тут…
— Не надо, не надо, молодой человек. Я все понимаю. У вас свое дело, вы преданы ему. И правильно. Каждый должен любить свою работу, иначе он бесполезен, а часто и вреден. В молодости, когда позволяло здоровье, Виктор был штурманом фотонных кораблей, а я хирургом, и мы не верили, что сможем когда–либо полюбить другую работу. Но изменились обстоятельства, и сегодня любимое дело Виктора — обеспечивать внеземные колонии необходимыми грузами, мое — необходимыми людьми. А ваше любимое дело, Стас, — природа, окружающая среда, ее охрана, экология… Так?
— Так…
— И вот появляются два каких–то типа, перед которыми заискивает начальство, и требуют, чтобы их — без путевки, в нарушение всех правил — вели в заповедный лес убивать животных. Так?
— Так…
— Нет, не так! Во–первых, мы ничего не требовали, ваш Ларго сам пригласил нас на охоту. По–вашему, нам надо было отказаться? Фыркнуть негодующе? Да вы знаете, что такое охота? Охота — это страсть, это болезнь, если хотите, по болезнь полезная, оздоравливающая организм, восстанавливающая его, как воздух свежий, как настой женьшеня. Тот, кто болен охотой, чувствует себя уверенным, жизнеспособным, сильным. Он чувствует себя мужчиной. Я занимаюсь охотой с восемнадцати лет и могу сказать, что лучшие минуты моей жизни — за операционным столом и на охоте. Я побывал на десятках планет и почти всюду, где есть дикие звери, охотился. Иногда по путевке, чаще — нет, просто по договоренности с местным начальством. И никогда не считал себя варваром, убийцей, врагом живого. Я люблю природу не меньше вас и понимаю ее, смею думать, не хуже. Ни в земных лесах, ни в джунглях других планет я не чувствую себя чуждым, посторонним элементом, а это значит, я сливаюсь с природой и становлюсь ее неотъемлемой частью. В масштабе Вселенной. Вот что дает мне охота…
— Но ведь можно и не убивать…
— Э–э, нет! Хотим мы или нет, но природа — это круговорот смертей, который регулирует и качество, и количество. Конечно, человек в состоянии нанести природе непоправимый урон, но хищничества сейчас никто не допустит. А подстрелить зайца или оленя — смешно говорить об этом. Их с таким же успехом мог завтра задрать леопард. Зато, когда я вхожу в лес с ружьем, я сам погружаюсь в этот круговорот и знаю, что ищу свою добычу или, может быть, стану добычей более умелого зверя. Так, и только так, можно достичь полного соединения с природой. Человеку, пришедшему в лес с кинокамерой или биноклем, настоящее удовольствие до охоты недоступно… А у вас–то, Стас, на кого мы идем охотиться? Всего–навсего на уток. Мне рассказывали, их тут тучи. Каждый сезон они гибнут тысячами и возрождаются десятками тысяч. Неужели вы как эколог можете предположить, что гибель нескольких водоплавающих скажется на природном равновесии планеты?
— Нет–нет, Глен, ты не совсем прав, — вступил в разговор Бурлака. — Если все так будут рассуждать… Один убьет десяток уток, другой — десяток, и неизвестно, что останется годика этак через два. Потому и объявили тут заповедник. И вовремя: народу в колонии, я слышал, уже под тысячу. Но, молодой человек, — он ткнул пухлым пальцем в сторону Стаса, — бывают в жизни ситуации, когда правила приходится нарушать. И разрешить сделать из хорошего правила хорошее исключение может нам только наша совесть. Впрочем, иногда роль совести берет на себя начальство. Вам, Стас, не хотелось делать для нас исключение, но все же вы послушали начальника…
— Эколог не подчинен генеральному директору, — счел нужным вставить Стас.
— И тем не менее вы сделали, как он хотел. Потому что понимаете: Ларго лучше вас может судить о целесообразности некоторых моментов. Стас, вам еще много лет работать на Анторге, и, поверьте мне, вам не раз придется водить в этот лес гостей с ружьями. Но будет это не часто и потому впишется в экологические рамки…
Стас слушал добродушное рокотание Грауффа, веселый, бойкий говорок Бурлаки, и то ли от усталости после долгого перехода, то ли от вкусного, сытного ужина эта их незаконная охота виделась ему не в столь уж неприглядном свете. Вторя доводам главного врача, он убеждал себя, что и впрямь десяток уток для заповедника ничего не значат, а Ларго думает об интересах всей колонии, и маленькое нарушение правил — вовсе не нарушение, а своего рода дипломатия… Мысль понравилась Стасу: конечно, он повел их на охоту из дипломатических соображений.