Мир приключений 1985 г.

Маленький Пьер ни на секунду не сомневался, что эта картина, развернувшаяся в его воображении, полностью соответствует реальному устройству вселенной. Тем не менее он ни с кем не делился этими своими открытиями, в глубине души, как видно, опасаясь подвергнуться насмешкам взрослых. Вероятно, втайне он сознавал, что эта уютная вселенная, созданная его фантазией, не совсем настоящая, что это — что-то вроде игрушки, которую ненароком можно сломать. Но смутное опасение это, хотя оно и притаилось где-то на самом дне его души, странным образом не нарушало его уверенности, что картина мироздания, созданная его воображением, — истинна. Очевидно, объяснялось это тем, что в пятилетнем возрасте человек еще не вполне умеет отделять реальность от игры и игру от реальности. Жизнь в его представлении неотделима от игры. Она сама по себе для него не что иное, как игра.

«Согласно моей системе мироздания, отличавшейся очаровательной непосредственностью, как и первобытные теогонии, земля вокруг моего дома образовала обширный круг. Ежедневно, когда я шел на прогулку и возвращался обратно, мне встречались различные люди, и все они, как мне казалось, играли в какую-то очень сложную и очень занимательную игру: игру в жизнь… Когда из своего окна я наблюдал, как эти крошечные существа движутся по мосту Святых отцов, то принимал их за игрушечных, а не за живых людей и был почти столь же счастлив, как тот сказочный ребенок-великан, который, сидя на горе, играл елями, хижинами, коровами, овцами, пастухами и пастушками.

Короче говоря, вселенная в моем представлении была большим деревянным игрушечным ящиком из Нюрнберга, крышку которого задвигали каждый вечер после того, как заботливо и в полном порядке укладывали спать маленьких человечков…»

Трудно сказать, каким запасом прочности обладала эта уютная, игрушечная вселенная маленького Пьера Нозьера. Может быть, в свой час она бы рухнула так же безболезненно и незаметно, как выпадают молочные зубы, когда приходит пора расти настоящим.

Но жизнь судила иначе.

Крушение было мучительным и страшным. Маленькому Пьеру суждено было стать невольным свидетелем ужасного события, потрясшего до основания все его представления о физическом и нравственном устройстве мира.

Было ясное, солнечное утро. Маленький Пьер, по обыкновению, сидел за столом и играл в свою любимую игру: выстраивал попарно игрушечных животных, направляя их к игрушечному ковчегу, пахнущему смолой и пачкающему руки свежей краской.

«Это безмятежное шествие крошечных первозданных животных внушало мне таинственное и сладостное представление о природе. Меня обуревали нежность и любовь. Я ощущал неизъяснимую радость при мысли, что живу.

Вдруг во дворе послышался глухой звук падения. Звук глубокий, тяжкий, неслыханный, я оледенел от ужаса.

Почему, от какого бессознательного чувства я вдруг содрогнулся? Никогда прежде не доводилось мне слышать подобного звука. Почему я сразу постиг весь его ужас? Я подбежал к окну — и увидел во дворе нечто жуткое! Бесформенную массу, кровавое месиво, напоминавшее, однако, человека. Весь дом наполнили женские вопли, зловещие крики…»

Оказалось, что их сосед, несчастный человек, худое, возбужденное и болезненное лицо которого и раньше пробуждало у маленького Пьера странное, тревожное чувство тоски и страха перед чем-то неведомым, — оказалось, что этот измученный и раздавленный жизнью человек в припадке горячки выбросился из окна.

«С этого дня, — заключает свою историю Франс, — я навсегда утратил веру в то, что жизнь — игра, а мир — нюрнбергский ящик с игрушками. Космогония маленького Пьера Нозьера рухнула в бездну человеческих заблуждений вместе с представлениями древних о карте вселенной и системой Птолемея».

История крушения игрушечной вселенной маленького Пьера Нозьера не совсем обычна. Можно даже сказать, что катастрофический характер этого крушения — просто-напросто трагическая случайность (хотя, как и всякая случайность, эта катастрофа была лишь формой проявления необходимости).

Но вот что касается истории возникновения этой созданной им картины мироздания, то она типична в высшей степени. Так строит свою маленькую вселенную едва ли не каждый нормальный человек. И едва ли не у каждого первым кирпичом, положенным в основание этого здания, становится первая детская книжка, первая картинка в этой детской книжке, естественно становящаяся самым первым сигналом из того мира, который находится за пределами его видимой вселенной.

Была такая книжка и такая картинка и у маленького Генриха Шлимана. И можно смело сказать, что этой картинке из его первой детской книжки суждено было сыграть в его жизни неизмеримо более важную роль, чем та, которую сыграли гравюры из старой библии в жизни маленького Пьера Нозьера.