Мир приключений 1985 г.

Через два дня, также без суда и следствия, расстреляли еще двух отважных связных, мальчика 14 лет и 18-летнего парня. Всего за короткое время, для устрашения остальных, казнили на месте 9 человек.

Среди них был известный антифашист Донар, которому сейчас в Джибути воздвигнут памятник.

Вишисты удостоили его особой «чести»: поскольку Донар был подданным Франции, его судили военно-полевым судом. Судьями были пять вишистов. После войны они сами предстали перед судом Франции как военные преступники.

Последними словами Донара были: «Да здравствуют де Голль и свободная Франция!» Он произнес их под пулей, пав смертью храбрых. Теперь они высечены на его памятнике.

* * *

Мое первое задание по прибытии — разминировать базу. Она была подготовлена к взрыву на случай захвата англичанами, но приказ этот был отменен, и я приступил к тщательному выполнению этого задания. Зная, что за мной следят, я с величайшими предосторожностями утаивал часть взрывчатки, чтобы так же, как и на Мадагаскаре, делать самодельные мины. Я был уверен, что они пригодятся.

К счастью, у меня был единомышленник — начальник ангара старшина Пьер Лабат. Мы поняли друг друга с первого слова. Наши разногласия касались только одного вопроса — каким путем бежать к де Голлю: сушей, морем или по воздуху. В Джибути были проводники, хорошо знавшие морской брод. Но мы с Лабатом, как-то отплыв на парусной лодке от берега, заметили две японские подводные лодки. Вечером, как бы невзначай прогуливаясь, мы были свидетелями того, как подлодки подходили к берегу, тайно загружаясь горючим и продовольствием. Морской берег, подумали мы, наверное находится сейчас под усиленной охраной.

Выбраться из Джибути поездом нечего было и думать: на границе с Эфиопией военные власти разобрали полотно.

Угнать самолет тоже почти невозможно. К тому же оба мы — механики, а не пилоты. И все же мы решили лететь.

Мы ждали своего часа, но каждый день на этой ненавистной вишистской авиабазе становился все тягостнее, и все труднее было сдерживаться, когда, например, мой прямой командир старший лейтенант Сасар делал свой ежедневный обход. Во время этих обходов он захаживал и в мою мастерскую, чтобы читать мне наставления и информировать о «блестящих» победах фрицев на всех фронтах. Его любимой шуткой была изобретенная им фраза-пожелание, что он с удовольствием принадлежал бы к взводу, который расстреливает голлистов. При этом он выразительно посматривал на меня, очевидно считая, что «воспитание» достигает цели.

Через официальные источники информации мы знали о колоссальных потерях среди войск Красной Армии, но мы догадывались, что потери эти, во-первых, сильно преувеличены, а во-вторых, если они есть, значит, идут жестокие бои и слух о том, что пали Москва и Сталинград, очередная ложь.

Две попытки побега сорвались. И вдруг — повезло: Лабату предложили лететь в Алис-Абъет, почти на границе с Эфиопией, где из-за технических неполадок произвел вынужденную посадку наш самолет, который теперь нуждается в ремонте.

Наш план был такой: Лабат перед самым отлетом пожалуется на внезапное отравление, назначив своего заместителя. Но сам «внезапно заболевший» окажется рано утром у ангара на территории авиаполя, не вызвав ни у кого подозрения. Я же, как единственный оружейник, приду чинить какую-нибудь самолетную пушку, объявив ее неисправной. Таким образом, мы оба окажемся в одно и то же время в назначенном месте. Один из ангаров будет открыт, поскольку из него будут брать снятые части для улетевшего самолета. Нам необходимо будет воспользоваться этим. Охрану поля несет взвод сомалийцев, они почти не говорят по-французски, и у них приказ — стрелять после третьего предупреждения в каждого подозрительного. Но я понимал их язык, успел подружиться с ними и надеялся либо договориться, либо выиграть время.

Мне также предстояло ночью, накануне, разоружить базу, воспользовавшись тем, что я «заведовал» оружием и благодаря этому имел в своем распоряжении все ключи. Итак, всю ночь я ползал по авиабазе, вынимая детали из пушек и пулеметов.

Через окно я пробрался также в комнату канцелярии, где хранились наши документы, и выкрал их. Мы хотели представиться союзникам по всей форме.

Для полета выбрали самолет устаревшей конструкции — «Потез-25» (максимальная скорость — 200 километров в час). На современной машине бежать не решились — двухмоторные самолеты сложно пилотировать, ведь оба не пилоты, а техники. Это был дополнительный риск, такой маломощный самолет легче догнать, если будет погоня, но зато для нас самих — меньше возможности разбиться. Мы тянули жребий (спичку), кому пилотировать, жребий выпал Пьеру, хотя умение наше было совершенно одинаково. В шесть часов утра, как было приказано (на час раньше начала работы), старший лейтенант Сасар улетел на «санитарке», взяв с собой четырех человек, включая техника, заменившего собой в последнюю минуту «мнимого больного» Лабата.

Я подхожу к ангару. Лабат, вместе с охранниками-сомалийцами, уже толкает якобы неисправный «Потез-25». Спрашивает меня беспечно, как ни в чем не бывало: