— Мне уходить надо, — тихо сказал Ашот.
— Все уйдем через полчаса, — ответил Прозоров. — Но пока лежите.
Он достал из саквояжа какие-то лекарства, разложил их на столе и начал что-то из них составлять. Он их смешивал, перетирал в фарфоровой ступке, опять раскладывал по порциям. Потом засыпал эти порции в прозрачные, словно из слюды, капсулы, положил их в коробочку, налил в стакан воды и вышел к солдатам.
— Когда смена? — спросил он того, который по возрасту показался ему самым старшим.
— А кто его знает, господин дохтур, разве что утром, — чистосердечно ответил солдат.
— То-то и оно, — участливо вздохнул Прозоров. — А вечером опять, наверное, вам заступать?
— А кому же еще? Известно дело.
— Это верно, больше некому, — согласился Прозоров. — Ну, а раз так, давайте для профилактики выпьем лекарство.
— Не положено на посту, господин дохтур, — ответил тот же солдат.
Прозоров не ожидал такого ответа. Но быстро нашелся.
— А тифом болеть положено? — повысил он голос. — А мне потом возиться с вами положено? Где ваши военные врачи?
— Да не слушайте вы его, господин доктор, давайте ваши пилюли, — миролюбиво попросил солдат, который стоял у окна.
— И то сказать, ему што? Пожил свое, а нам помирать еще рано, — поддержал приятеля третий солдат.
Прозоров не стал больше разговаривать и протянул солдатам капсулы. По три на брата. С лошадиной дозой снотворного. Другого выхода у него не было. Солдаты приняли лекарство. Сначала те двое, которые были помоложе. Потом, поворчав, выпил и самый пожилой.
— Если почувствуете жар или у вас заболит голова, сообщите мне. Я буду дома, — предупредил солдат Прозоров и ушел с крыльца в сад.
Отсюда, из темноты, ему было удобнее наблюдать за состоянием охраны. А лекарство между тем дало о себе знать очень скоро. Первым его воздействие почувствовал тот солдат, который караулил у окна. Он прижался к стене, оперся на винтовку и, клюнув несколько раз носом, медленно опустился на землю. Солдаты на крыльце еще пытались как-то держаться. Вероятно, им помогало то, что они все время переговаривались. Да и боялись, наверное, показать друг другу, что еле стоят на ногах. Но как бы они ни сопротивлялись, лекарство делало свое дело. Прозоров знал, что еще минута-другая, уснут и эти двое. Но пока эти минуты тянулись, он чуть не поседел. Ведь Мещерский в любой момент мог приехать сам или кого-нибудь прислать проверить, как несут службу солдаты. И тогда… тогда даже страшно было подумать, что могло быть со всеми «больными» и с ним самим! Но другого выхода у доктора Прозорова не было. И он ждал, волнуясь и переживая за внучку, за себя, за Ашота и Сурена, за тех совершенно незнакомых ему людей, которым утром грозила неминуемая гибель…
В конце концов сник и выронил из рук винтовку последний, третий солдат. Прозоров, как молодой олень, что было духу вприпрыжку припустил через сад обратно в изолятор. Влетел в палату к мужчинам и коротко скомандовал:
— Выходите!
Потом он поднял Женю, а когда вместе с ней вышел в коридор, Ашот и Сурен были уже у дверей.
Солдат занесли в изолятор, уложили на койки и накрыли одеялами. Лампы в палатах потушили. Но фонарь на крыльце оставили гореть. Пока доктор запирал изолятор, Сурен и Ашот собрали винтовки и положили их в двуколку, потом все сели в нее, закрыли наглухо тент с белыми санитарными крестами и погнали лошадей. Прозоров знал в городе каждую улочку, каждый проулок, и скоро двуколка, миновав посты, ныряя в колдобины и подпрыгивая на неровностях, выехала за городок. Как пригодилось сейчас Прозорову знакомство с картой, которую он хоть мельком, но все же успел разглядеть в кабинете у Мещерского! Он хорошо запомнил: на двух основных дорогах, ведущих к фронту, были заставы. Третья дорога, через горы, оставалась свободной. Она, к сожалению, была длинней, тянулась к перевалу крутыми петлями. Но выбирать путь Прозоров не мог и гнал лошадей именно по этой дороге все дальше и дальше от городка в горы.
Пока еще через дырки в брезентовом тенте были видны в городке огни, ни Женя, ни Ашот, ни Сурен не проронили ни слова. Мчались молча, не веря в свое столь неожиданное и счастливое освобождение. Но как только двуколка заехала в лес и по тенту застучали ветви деревьев, Прозоров услышал их оживленные голоса и почувствовал, как на плечи ему легли чьи-то руки. Он быстро оглянулся. За спиной у него стояли Женя и Ашот.
Двуколку то и дело бросало из стороны в сторону, безжалостно трясло. В лесу было темно. Прозоров едва успевал следить, чтобы лошади не налетели на какое-нибудь дерево и не перевернули всех седоков. Но он все же разобрал взволнованный разговор Ашота и Жени.
— Спроси у дедушки, к утру будем у красных? — спрашивал Ашот.
— Не надо ему мешать, — возражала Женя.
— Ты спроси: может, пешком быстрее будет? В горах так бывает, — настаивал Ашот.
Прозорову захотелось успокоить его.
— Будем к утру. Непременно будем! — сказал он. А про себя подумал: «Если, конечно, ничего не случится. Хоть и коротка ночь, да не прост туда путь».