Мир приключений 1983 г.

Брел по шоссе человек и вдруг оказался татуированным. Какая-то женщина из будущего, а может, просто колдунья, разрисовала его кожу цветными картинками, которые двигаются, живут — крохотные ячейки, где также бушуют людские страсти. Но стоит вглядеться в одну из них, как она вдруг начнет расти, вовлекая вас в свой мир. Каждая ячейка — рассказ. Все вместе они образуют татуировку на человеческом теле, но каждый в отдельности ничем не связан с другими. Как сны, перетекающие один в другой. Бессильные помочь себе и друг другу, погибают космонавты, выброшенные из взорвавшейся ракеты, чудовищная машина перемалывает все то, что мерещится людям в их «звездные часы», последнего на земле прохожего увозят на ревущей полицейской машине в сумасшедший дом, погоня идет по пятам беглецов из царства атомного фашизма.

Вот и получается, что не связанные стихийно друг с другом рассказы складываются вдруг в мозаичное зеркало, в котором отражается уродливая маска того мира, который сколачивают в могильных ямах Люди Осени.

В последующих сборниках «Золотые яблоки солнца», «Лекарство от меланхолии» и «Осенняя страна» Брэдбери вообще отказывается от всякой внешней тематической связи. Там уже нет ни дат перед заголовками, как в «Марсианских хрониках», ни прологов, как в «Человеке в картинках».

Может быть, потому, что писатель еще внутренне не расстался со своими первыми книгами? Недаром рассказ «Были они смуглые и золотоглазые» мог бы дополнить собой хроники, а «Прогулка» внутренне тяготеет к зеркальной мозаике «Человека в картинках»…

Облетают цветы, бросая вызов мертвой восковой красоте, уходит звездным светом время, и любовь иногда покидает сердце. А океан уносит выброшенную на базальтовую гальку русалку, стеклянная волна уносит ее глаза и губы, укачивая, безвозвратно возвращает в глубины голубое прекрасное тело ее. И только неподвижный человек смотрит на световые вспышки океанской голубизны («Берег на закате»). О чем он думает? Тоскует? Рвется вслед? Осознает, что дошел до края, за которым либо понимание всего, либо небытие? Кто знает…

Таков Брэдбери — поэт, тонкий созерцатель и мудрый философ, знаток потаенных струн человеческой души. Трагедия и грусть, как сплетенные в ручье водяные струи, пронизывают все его творчество. Но никогда не вливаются они в темные стоячие омуты безнадежного отчаяния. Брэдбери не просто верит в светлое будущее людей, он живет ради этого будущего.

«Помню, когда я был мальчишкой, у нас сломалась сеялка, — говорит герой рассказа «Земляничное окошко», — а на починку не было денег, и мы с отцом вышли в поле и кидали семена просто горстью — так вот, это то же самое. Сеять-то надо, иначе потом жать не придется. О господи, Керри, ты только вспомни, как писали в газетах, в воскресных приложениях: через миллион лет земля обратится в лед! Когда-то, мальчишкой, я ревмя ревел над такими статьями. Мать спрашивает — чего ты? А я отвечаю — мне их всех жалко, бедняг, которые тогда будут жить на свете. А мать говорит — ты о них не беспокойся. Так вот, Керри, я про что говорю: на самом-то деле мы о них беспокоимся. А то бы мы сюда не забрались. Это очень важно, чтоб Человек с большой буквы — это главное».

В зависимости от условий опыта, Брэдбери — испытатель с престидижитаторской ловкостью — тут он и вправду цирковой иллюзионист — меняет не только космический реквизит, но и собственные, только ему присущие фосфорические краски. Он щедр и беззаботен, как ребенок, не ведающий границ собственного могущества. Раскованно, смело, порой по-детски жестоко он упивается волшебной игрой.

Вот почему так часто и так всегда неожиданно красные пески Марса и белые пески где-то возле Забриски Пойнт — я имею в виду знаменитую ленту кинорежиссера Антониони — обрываются за четкой линией бетона. Безвоздушное сюрреалистическое небо пылает над дикой пустотой ракетодрома, и застывшие тени, как могильные кипарисы, стерегут покой — прошлых ли, будущих? — ушедших цивилизаций.

Разве что одинокий цветок вновь крамольно взломает залягай бетоном грунт? Как последнее чудо. Как предвестье грядущих чудес.

Брэдбери часто повторяет строки английского поэта Йитса: «Человек влюблен, ему дорого то, что уходит». Может быть, в них, в этих строках, таится секрет прозрачной возвышенной грусти, свойственной волшебнику, когда он либо устает творить новые миры, либо теряет к ним интерес.

Впрочем, он не знает усталости и, кажется, не ведает разочарований.

— Я не могу не писать… Это как взрыв!.. Я работаю с наслаждением каждый день с раннего утра до обеда…

А обедают в доме Брэдбери по-старому и по-доброму, всей семьей. Обстоятельно, долго, с музыкой, с интересной беседой, с радостью и сердечным теплом.

Он не отшельник, не духовидец, не мистический пророк. Он истинный художник, для которого жизнь и творчество слиты целостно, органично, нерасторжимо. И еще он очень счастливый человек.

— Мне кажется, что я самый счастливый из всех писателей, — как-то признался он с подкупающей искренностью.