Тут во мне мысли разные забродили. Про то, что художница Ежа Лутинен выставила крохотный пейзаж, на котором сошлись вместе зима и весна. То ли «Вишневый снег», то ли «Вишни в снегу»… Лепестки как снежные звездочки. Снежинки нектаром пропитаны… Да, вспомнила: «Цветы снега», вот как! Ни папу, ни маму на выставку не дозовешься, вечно они заняты, а по видео совсем не то впечатление. Придется опять просить дядю Исмаила. И сделать это до возвращения Алика, потом будет некогда: мы с его отцом поедем охотиться на эльсов. Кстати, Алик мне письмо должен: я ему три написала, а он только на два ответил, телеприветами отделывается. Мы же договаривались: телеприветы не в счет!
А вчера я у незнакомой девочки увидела незнакомый значок: две крылатые сандалии на цепочке. Я как раз недавно фильм о Степане Разине посмотрела — его царь в похожие железины заковывал — и потому спросила:
— Это что, кандалы?
— Много будешь знать, скоро состаришься! — ответила воображуля, презрительно фыркнув мне прямо в лицо. — Проходи!
Взяло меня любопытство. Я в Архив Времен к тете Свете — не было в древности такого значка. Я в Информцентр — и тут выяснила: это даджболисты, которые в летающий мяч играют, к своему юбилею выпустили. Попробуй догадайся!
Кончились у меня орешки — и мысли кончились… Уже неделя как дядя Исмаил подарил мне астероид, а дни обыкновенно текут, ничего со мной не происходит, будто у каждого на Земле есть собственная планета! А такой вот незнакомке с сандалиями даже нагрубить человеку ничего не стоит. Жалко мне стало себя, одиноко — уж не знаю, чего бы я натворила в этот момент, если бы не сигнал телевызова:
— Кто бы это мог быть? — Стас выбрал из вазы длинную леденцовую трубочку и принялся посасывать через нее свой «горлодер».
— Если меня — меня нет! Хватит на сегодня! — Дядя Исмаил пригнулся, чтобы его не видно было из-за спинки стула.
Тетя Кима укоризненно посмотрела на него и кивком головы приказала телестене включиться. На экране появилась мама. Из-за ее плеча высовывалась жалкая Тунина физиономия.
— Привет честной компании! Целую, Кимуля, рада тебя видеть! А с тобой, милый братец, придется поговорить серьезно. Хорошо, конечно, что у тебя столько свободного времени. А все же не мешало бы изредка доставлять ребенка домой. Я уж не требую — вовремя!
— А который теперь час? — спросил дядя Исмаил, прикидываясь простачком.
В ответ Туня многозначительно поскрипела динамиком, и я поняла: срок моего возвращения давно истек.
— А я и не заметил! Ну, не беда, сейчас прибудем. Или, может, вы к нам присоединитесь?
— Нет уж, уволь, мы подождем здесь. Поторопитесь.
— Уже идем! — заверил маму дядя Исмаил, не трогаясь с места.
— И между прочим, прекрати издеваться над автоматами. Для того их люди и изобретали?
— Уже нажаловалась? Ну, бабуля… — дядя Исмаил погрозил экрану кулаком, и Туня выскочила из кадра. Экран померк…
— Ах, как некстати! — Дядя Исмаил неторопливо допил ананасный сок, взял меня за руку. — Но я скоро вернусь. Вот только ее отвезу. Сразу-сразу…
— Да я одна, дядя Исмаил, — предложила я, заглядывая ему в глаза. — Тут же близко, какая-нибудь тысяча километров…
Хотя дорога действительно пустяковая — гравистрела с одной пересадкой и аэроход над заливом, я, разумеется, предложила невсерьез. И очень бы обиделась, если бы дядя Исмаил послушался. Но он сердито свел брови:
— Глупости! Когда это я упускал возможность проводить тебя домой? Выкатывайся!
Тетя Кима встала. А у меня, как назло, каблук прилип к полу — я нечаянно наступила на ириску. Пока я отлипала, и наблюдала, как пластик-поглотитель всасывает сладкое пятно, то немножко застряла. А у двери поневоле замедлила шаг — дядя Исмаил держал обе тети Кимины руки и быстро, несвязно бормотал:
— Я хотел сказать тебе завтра… Завтра готовился сказать… Но такая штука — опять на дежурство. Подменная вахта…
— Сам, поди, напросился?
— Да что ты, Валера Чикояни из нормы выскочил… Один наш, из стартовой команды. Тобольчик попросил подменить…
— Ты, по-моему, оправдываешься? С чего бы вдруг? Уж не заболел ли сам?
— Я завтра все сказать собирался! — Дядя Исмаил упрямо замотал головой. — Про нас с тобой… И вообще… А теперь, понимаешь, не выйдет завтра. Извини, сегодня придется, можно?
Мне стало обидно за дядю. А на эту глупую тетку Киму я разозлилась вконец: так человеку терять себя позволяет! Я и то сразу поняла, что он хочет сказать. А она глазами хлопает, притворяется, будто ни о чем таком не догадывается. Дядя Исмаил все больше запутывался. И от растерянности, забыв отпустить тети Кимины руки, теребил ее пальцы. И казалось, худел на глазах, хотя куда уж больше!