Мир приключений, 1981 (№25)

Они вошли и попали в затхло-темный мир. Прямоугольник двери был единственным источником света в помещении, служившим, по-видимому, складом.

— Где же ваш дед? — спросил капитан.

— Здесь, — ответил председатель. — Никуда не делся.

В дальнем углу кто-то зашевелился, и сиплый голос спросил:

— Тебе чего, Ермолаич, бутылку?

— Брось свои шутки, дед, — мрачно сказал председатель. — А ну выдь-ка, дело есть.

В углу еще долго кряхтели, потом, осторожно ступая, из темноты возник и приблизился ветхий безбородый старичок лет восьмидесяти, в фуфайке, в валенках, но без шапки.

— Ружье где? — пугнул его председатель. — Почему без ружья?

— Есть ружье, — сказал дед. — Есть. Возьму, если потребуется. Что-то тебя, сынок, не признаю, — сказал он Зеничу. — Ты наш, степновский?

— Я из милиции, дедушка, — сказал капитан. — Я к вам по делу.

— Зачем из милиции? — не понял дед. — Службу несем исправно. Никогда ничего не пропадало.

— Товарищ тебя, дед, не проверять приехал, — объяснил председатель. — Он тебя кое о чем порасспросить хочет.

— Пусть спрашивает, — разрешил сторож.

— Спрашивайте, пока он в настроении, — шепнул председатель Зеничу. — Старик крутой. Сдвинется винтик — слова из него не вытяните.

— Вы сегодня ночью дежурили? — спросил капитан.

— Дежурил. Я, сынок, всегда по ночам дежурю.

— Где вы находитесь ночью?

— В магазине. У двери ящик пристрою и сижу до утра.

— Можно взглянуть?

— Чего ж нельзя? Можно.

Дед отошел к стене, нашарил и распахнул дверь в магазин. Капитан с председателем шли следом.

Из двух больших окон магазина отлично просматривались и посадка, и дорога, и то место, где стоял вертолет.

— Ух ты, ветрогон! — увидев его, сказал дед.

— Не ветрогон, а вертолет, — поправил председатель.

— Ну, вертолет. Твой, сынок, ветрогон?

— Мой, дедушка, — сказал Зенич.

— Да ты, я вижу, большой начальник! — удивился дед. — Ты давай спрашивай, я тебе все расскажу.

— Вы всю ночь здесь сидите?

— Дежурю, — уточнил дед.

— Дежурите. Если кто под окнами ходит, видите?

— Вижу. Только редко кто теперь ходит. В такую погоду по домам все больше сидят. А если и ходят куда, так это к нам, в магазин.

— По ночам улица освещается?

— Освещается, — сказал председатель.

— Когда освещается, когда нет, — уточнил дед. — На столбе, что у магазина, лампочка не всегда горит.

— Вчера горела?

— Горела.

— И вы видите все, что происходит на улице?

— Все! — с гордостью сказал дед.

— Он у нас на спор пять пустых консервных банок с пятидесяти метров из дробовика сшибает, — вставил председатель. — Все с первого выстрела. Есть такие, которые не верят. Так потом им это дорого обходится.

«Лихой дед», — подумал Зенич.

— Значит, автобусы, которые проходят по шоссе, видите? — спросил он.

— Если останавливаются, вижу.

— Сегодня ночью останавливался?

— Было.

— Приехал кто-нибудь?

— Учительша наша. А с ней мужчина. Представительный такой, в светлое одетый. Он ее под ручку держал. До дому проводил да там, видать, и остался. А чего? — отреагировал дед на предостерегающий жест председателя. — Девка интересная, молодая, да одинокая к тому ж. Мне б годков тридцать скостить…

«Их уже пятеро, — отметил капитан. — Пятеро из шести, чье отсутствие на месте аварии объяснено. Только вот пусть мне кто-нибудь скажет, хорошо это или нет».

— Домой, говорите? — переспросил он. — А где дом-то?

— Да вон он, — показал дед в окно.

ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ МИНУТ

Председатель сельсовета довел капитана до самого дома.

— Спасибо, — поблагодарил Зенич. — Теперь я найду сам.

— Хорошо, — сухо сказал председатель. — Если что, так я в сельсовете. — Повернулся и ушел не оглядываясь.

«Странно и страшно вот так лезть в чужую жизнь, — думал капитан, пересекая дворик. — Нас волнует, все ли у нее в порядке, а ей, может, вовсе не надо, чтобы кто-нибудь об этом беспокоился. Я ее никогда не видел и даже не знаю, как она выглядит, и вообще ничего о ней не знаю. Но это даже лучше, потому что, когда знаешь о человеке многое, всегда труднее обосновать моральную сторону подобного визита. Нам далеко не все равно, что будет в доме после того, как в нем уже не будет нас. Даже если пришли мы с архиблагородными целями. Да, гостей здесь не ждут и им не обрадуются».

Он коротко и сильно постучал. Потом постучал еще раз.

Вышла женщина лет двадцати пяти. Стояла за стеклянной дверью, но не открывала и смотрела на Зенича.

«Действительно красивая и действительно блондинка, — отметил капитан. — Никогда бы не подумал, что в этой глуши могут отыскаться такие хорошенькие учительницы».

— Я из милиции, — сказал он, не дождавшись вопроса.

— Из милиций? — удивилась женщина. — Ко мне?

— К вам, если вы Кузьменко.

— Хорошо. — Она растерянно оглянулась и, не обнаружив никого у себя за спиной, щелкнула задвижкой. — Входите.

Зенич вошел и протянул ей свое удостоверение. Повертев удостоверение в руках, она, так и не раскрыв, вернула его.

— Слушаю вас.

Приглашать его в комнату она не собиралась. Дверь в комнату была приоткрыта, но простенькие, в два цвета, гардины не позволяли увидеть, что происходит внутри и кто там есть.