Мир приключений, 1978 (№23)

Когда Эмиль окончательно насытился, мьсе Ш. изложил ему свое не совсем обычное кредо. «Я живу только желудком и только для желудка! — заявил он. — Есть — это высший долг! Все религии сделали из этого священный обряд: самая торжественная церемония католицизма — причащение, вкушение бога, тайная вечеря; метафизики-индийцы впадают в мистический экстаз при созерцании пупка — центральной точки живота… Желудок — вот истинный бог человечества!».

Посетовав затем на то обстоятельство, что «желудок человека ограничен, позорно ограничен и в довершение беды глаза у нас ненасытнее желудка…», мсье Ш. закончил сенсационным признанием: «Я знаю благодетельное искусство заставлять других переваривать то, что я ем!» И предложил ошеломленному Эмилю Детушу за две тысячи франков ежемесячного дохода продать ему, мсье Ш., свою пищеварительную энергию. Совершенно так же, как рабочие продают свою мускульную силу, инженеры — интеллектуальную, кассиры — честность, кормилицы — молоко и материнские заботы…

(— Что это? — удивится искушенный читатель. — Малоизвестный рассказ фантаста-сатирика Ильи Варшавского? Нечто похожее, помнится, встречалось…

Повременим с ответом на этот вопрос. Вернемся к содержанию рассказа.) Обрадованный Эмиль Детуш подписал контракт на пять лет. И началась новая жизнь! Увы, далеко не сладкая, как вскоре же выяснилось.

Обретя Эмиля, мсье Ш., этот ужаснейший обжора, освободился от угрозы несварения желудка и теперь неистовствовал!

А Детуш? Не различая ни запаха, ни вкуса, Детуш переваривал пищу, которую в неограниченных количествах поглощал его хозяин. Из дома Эмиль выходил только на прогулку, обусловленную одним из пунктов контракта, — предусмотрительный мсье Ш. заранее позаботился о том, чтобы приобретенный им «мешок для провизии» поддерживал себя в «рабочем» состоянии. Большую же часть дня Эмиль проводил отныне в дремотной истоме. И отвращение пресыщенного и бессильного человека ко всему, что живет, движется, кричит, постепенно охватывало его душу.

Детуш попытался было разорвать контракт. Однако нотариус разъяснил ему, что это невозможно. «В нашем цивилизованном обществе бедняк существует не для себя, а для других…» Отчаявшись, Детуш бросился в Сену. Но его спасли… и приставили к нему здоровенного верзилу-сторожа. Тот поднимал Эмиля с постели, едва начинало светать, и заставлял долго бегать по полям, чтобы «приготовить патрону утренний аппетит». Смирившийся, подавленный, изнемогший, почти вконец отупевший, Детуш жил без желаний, без конца переваривая пищу, которую не ел.

Но в конце концов взбунтовался. Ускользнув от сторожа, Детуш с пистолетом в руке проник к мсье Ш., когда тот, сияющий и благодушный, с красным лицом и со спокойной совестью, как раз собирался сесть за стол. Выстрелом в живот Эмиль уложил его. После чего, явившись в полицию, без утайки поведал печальную свою историю.

Врачи-психиатры признали Детуша сумасшедшим. Его заперли в Шарантоне, знаменитом парижском сумасшедшем доме, и подвергли насильственному лечению холодным душем и смирительной рубашкой. А мсье Ш., которому врачи спасли жизнь, спустя несколько недель возобновил свои чудовищные пиршества. Естественно, и в Шарантоне Детуш не был освобожден от неосмотрительно подписанного им контракта…

Таково содержание коротенькой (на двадцать-тридцать страничек) фантастической повести, которая, хотя и напоминает рассказ «Индекс Е-81», не могла быть написана Ильей Варшавским. Просто потому, что появилась-то она поначалу на ненецком языке, причем еще в прошлом веке, в 1884 году.

Автором «Проданного аппетита» был… Поль Лафарг. Близкий друг и ученик К. Маркса и Ф. Энгельса, «один из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма», как назвал его В. И. Ленин.

Приступая к «невыдуманной» истории бедолаги Детуша, Лафарг со скрытой улыбкой напоминает в предисловии, что «Шамиссо, Мэри Шелли, Гофман, Бальзак и недавно Безант и Рис сообщали аналогичные случаи». И дальше откровенно иронизирует: «Дело врачей собрать и сравнить эти исключительные факты, которые были установлены людьми, достойными доверия, изучить их и сопоставить с чудесами, о которых повествует религия и которые они (т. е. ученые-медики. — В. Б.) лишают их сверхъестественного характера…» Припомнив хотя бы не раз издававшуюся в нашей стране повесть Адельберта Шамиссо о Петере Шлемиле, продавшем свою тень, или «Шагреневую кожу» Бальзака, или знаменитого «Франкенштейна» Мэри Шелли, нетрудно заметить, чем качественно отличается «Проданный аппетит» от фантастических произведений упомянутых Лафаргом писателей. Все они трактовали беды и несчастья своих героев в плане сугубо абстрактной морали. И Шлемиль, и Франкенштейн, и герой Бальзака сами виноваты в своих бедах и несчастьях: это человеческая натура толкнула их на необдуманные поступки, повлекшие за собой гибельные последствия…