Весь завтрак Камбои провел в задумчивости. Губы его шевелились, образуя беззвучные слова. Он облизал пальцы и посмотрел на часы, послушал, как они тикают, и потом долго смотрел на бегающую по циферблату секундную стрелку.
Он сидел на корточках в растерянности, оружие его в беспорядке валялось по траве, а ум боролся со странными новыми мыслями: «Почему тикают часы? Много ли растет в джунглях белого человека этих маленьких коробочек с рыбками внутри?»
Эксперимент провалился: не было уже прежнего Камбои, полноправного властелина джунглей. Он не стал человеком мира белых и не мог им стать, но уже не был и хозяином своего мира.
Это был уставший индеец. Его тело было обременено ненужными мелочами, голова переполнена мыслями о подарках, об огненной трубке, которая, может быть, перейдет к нему от белого вождя, об алюминиевой кастрюле, которую он постарается выменять у своего соседа, о зеркальце, которое он спрятал в надежном месте. («Надежно ли оно? Вдруг чужой человек любуется своим отражением именно в этот момент?»)
Камбои успел выучиться жадности, обману и подозрительности.
…Возвращались по другой тропинке. Камбои осторожно раздвигал ветки деревьев, лук его был натянут.
Вайка никогда не возвращаются с охоты с пустыми руками. А Камбои был прекрасным охотником. Он оставил надежду подстрелить крупную дичь и стал выслеживать мелкую. Он убил двух диких индеек и обезьянку и, связав их за ноги, перекинул добычу через плечо.
Шаг его был легким и быстрым. Он на время забыл чудеса другого, непонятного мира. Он снова стал самим собой (по крайней мере, так показалось белому наблюдателю), снова стал главой семьи, индейцем-вайка, который возвращается с охоты домой и несет своей жене и детям свежее мясо.
«Но как я ни старался, — пишет Саласар, — сохранить в памяти Камбои таким, каким я видел его в этот день, — свободного индейца, живущего в бесконечном мире джунглей, образ его не удерживался в моем сознании…»
Так вот, чтобы подобные вещи не произошли с тасадай-манубе, и намерен доктор Элисальде защищать неведомое еще не так давно миру племя.
Тем не менее за прошедшие полтора года гостями племени побывали несколько групп журналистов и антропологов. И даже эти короткие визиты оставили в жизни племени свои следы. Так, необычайно понравились тасадаям консервные банки. Именно сами банки, а не их содержимое. Тасадай-манубе расплющивают банки камнями и складывают пластины в специально отведенное место. Из них делают потом наконечники для палок, которыми выкапывают съедобные корни, или острия для ловушек — самострелов на мелкую дичь. Впрочем, тасадай-манубе ничего не имеют против консервов, едят их с удовольствием, но относятся к консервам несерьезно. Это, мол, вкусно и сытно, но с настоящей едой несравнимо.
А настоящая еда тасадай-манубе почти не изменилась. Весь этот скудный рацион может уместиться на снимке: корни, водяные луковицы, лягушки. Еще сюда надо добавить мелких пресноводных крабов, ракушки и время от времени небольшую обезьяну или мелкого кабана. Последние два блюда появились в тасадайском меню совсем недавно: еще до прихода Элисальде, после встречи тасадаев с охотником Дафалом из племени манобо-блит. Он научил их ставить силки и мастерить самострелы.
Врачи, осматривавшие тасадаев, предположили, что вымирание племени (у тасадай-манубе очень мало детей) связано со скудным и крайне однообразным питанием. Как быть? Привозить пищу и раздавать ее? Но это привело бы к новым проблемам: тасадай-манубе прекратили бы нормальный для них образ жизни. Доктор Элисальде решил действовать иначе. Тасадаям понравился рис, значит, нужно попробовать научить их его выращивать. Нескольких мужчин из леса отвезли в деревню племени манобо-блит. Манобо-блит выращивают рис самым примитивным и, по мнению ученых, вполне для тасадай-манубе доступным способом: выжигают участок леса и несколько лет используют удобренную золой почву.
Тасадай-манубе внимательно знакомились с жизнью и работой манобо-блит. Но они не могли взять в толк: зачем зарывать в землю зерно, которое можно съесть? Зачем нужно столько трудиться и ждать, когда можно накопать в лесу съедобных корней, которые совсем не хуже риса?
Некоторое изменение претерпела одежда тасадай-манубе (если можно назвать одеждой ее отсутствие). Сейчас все взрослые в племени хоть чем-то прикрывают тело, по крайней мере, при встречах с посторонними людьми. В остальном материальная культура племени не изменилась. Тасадай-манубе с интересом могли смотреть на различные забавные и непонятные предметы, которых у пришельцев полно, но не выражали при этом ни малейшего желания обладать этими «штучками». Пока еще неясно, почему тасадай-манубе ведут себя таким (сильно отличным от других примитивных племен) образом, скорее всего, тасадай-манубе не привыкли к мысли, что странные, прилетающие на ревущих железных птицах могущественные существа всего лишь люди, как и они сами. А если это не люди, а боги, то у них свои вещи, «божеские», и людям нечего их желать.