Мир приключений, 1978 (№23)

Дикий кот снова остановился. Невероятно, но, казалось, он потерял к кошке интерес. Он зевнул и сделал вид, что собирается отправиться восвояси. Потом, не напрягая мускулов, чтобы не выдать готовящегося движения, он бросился на нее. Но она была готова к этому и прыгнула, встречая его. Они столкнулись, кусая друг друга, царапаясь и крича. Потом вдруг разошлись и заняли прежнюю позицию, прижимаясь к земле. Дикий кот, казалось, был сбит с толку неожиданной силой этой кошки. Ему едва удалось куснуть ее, чуть выпущенные когти вообще не достали противницу. Его же кожа горела от царапин.

Есть инстинктивно выработанные, определенные правила, которым следуют в столкновениях, подобных этому: безжалостные кривые когти никогда не выпускаются полностью, они выставляются совсем чуть-чуть, только для того, чтобы проникнуть сквозь мех и оставить легкие царапины, говорящие о том, что будь противник серьезен, эти когти его бы распотрошили. И хотя зубы держат противника по законам дикой схватки, им разрешается вонзаться в шкуру лишь для вида.

Оба зверя облизнулись и начали кружить, чтобы снова сплестись в фыркающий, шипящий ком. Они тотчас снова разошлись, и преследование продолжалось меж сосен. Здесь более короткие лапы кошки были преимуществом, и некоторое время казалось, что она преследует кота. Как будто поняв, что самец не сможет так поймать ее, кошка вдруг изменила направление, сложно и разнообразно маневрируя: увертываясь от него среди камней, прыгая на деревья, перебираясь там с ветки на ветку и снова прыгая на землю, она перелезала через полые колоды и заставляла своего поклонника носиться за ней в утомительной погоне.

Когда, наконец, он настиг ее, это произошло потому, что она сама позволила догнать себя. Они внезапно прекратили бороться и побежали бок о бок, довольные обществом друг друга. Они остановились в небольшой рощице, устланной густым мхом. Она потерлась об него головой и замурлыкала, и тяжелое урчание раздалось в ответ из его груди.

Три дня они были вместе, но потом проявилось различие в их природе. Со всеми прежде встречавшимися ей котами она довольно быстро расставалась. Как это обычно бывает у домашних кошек, между самцом и самкой не бывает долгой привязанности, и у кота нет отцовского интереса к произведенному им потомству. Но дикие коты проявляют обычно огромное внимание к кошке. Самец остается отцом в своем семействе и помогает добывать еду и воспитывать котят. Очень часто он остается при них до тех пор, пока молодые не начинают самостоятельную жизнь. Часто случается, что одна и та же пара создает новое семейство.

Теперь же одичавшая кошка ясно дала понять, что присутствие дикого кота нежелательно для нее. Когда он подходил слишком близко, она вступала с ним в яростную схватку, до конца выпуская когти и ощериваясь. Он защищался, но никогда не пытался поранить ее. Часто он стоял невдалеке и глядел на нее с недоумением.

Иногда он приносил ей разного рода подарки — жирную полевую мышь или сурка, но она прогоняла его и уходила, и он перестал приносить ей еду.

Этой ночью, когда вот-вот должны были родиться ее котята, она осторожно направилась к большому поваленному дереву, где в конусообразном дупле она приготовила себе логово. Лаз в дупло был как раз такой, что она могла в него пролезть. Дальше дупло расширялось до размеров небольшой норы и было утеплено шуршащими сухими листьями и гнилой корой. Как всегда, она подошла к логову кружным путем, дойдя сначала до ручья в сотне ярдов от него. У кромки берега она постояла и настороженно осмотрелась. Удовлетворившись тем, что ничего опасного поблизости нет, она грациозной, хотя и отяжелевшей походкой вышла на отмель, где вода как раз покрывала концы ее лап, и прошла вдоль берега до того места, где футов двенадцать отделяло ее от поваленного дерева. На более высоком берегу с другой стороны бухты колоссальная гранитная скала вырастала из земли. Кошка мельком взглянула на нее и вышла из воды. Двух прыжков ей хватило, чтобы добраться до входа в дупло, и она вползла туда с трудом.

В тот момент, когда она исчезла, что-то шевельнулось под скалой. Зверь, припавший к земле у ее основания и скрытый высокой травой, теперь поднялся и спокойно смотрел на поваленное дерево. Глубокое, мягкое урчание — странно тоскливый звук родился в нем. Потом он повернулся и ушел, с высоко поднятыми кисточками ушей и маленьким, тупым, будто срезанным, хвостом, торчащим изысканно и самодовольно.