На нехватку изобретений остро реагирует мировой рынок. На Западе — подчас весьма уродливо. Промышленный шпионаж за новинками существует очень давно, но сейчас он переживает бум. Возникла масса специализированных организаций, которые по всем правилам современной разведки, с использованием вертолетов, электронных средств подслушивания и обычного подкупа, охотятся за любыми техническими и технологическими новинками. Вот какой остроты достигла конкурентная борьба за дефицитные изобретения!
Отчего же нехватка, что мешает использовать вроде бы колоссальный потенциальный резерв изобретательства? Проблему организации дела оставим в стороне, не она нас сейчас интересует. Важнее тот ответ, который можно услышать: «О каком резерве идет речь? Изобретательство — особый вид творчества. Рассуждать так, как рассуждаете вы, столь же нелепо, как ожидать от десяти миллионов людей по миллиону хороших повестей ежегодно».
Довод серьезный. Но заметили, какая за ним открывается перспектива? Никогда, даже в самом отдаленном будущем, все инженеры и рабочие не смогут заняться в своей профессии подлинным, трижды необходимым обществу творчеством. Нет призвания, нет способностей — и точка! То же самое рассуждение можно перенести на науку, на все профессии настоящего и сколь угодно далекого будущего. Довольно безотрадная получается перспектива…
Несколько веков назад развитие капиталистических отношений поставило проблему всеобщей грамотности. Вспыхнули яростные споры: возможно ли всех нормальных здоровых детей обучить грамоте? Посильно им это?
Сейчас, когда спор давным-давно решен жизнью, он кажется наивным. Теперь развитие уже социалистического общества диктует введение всеобщего среднего образования. Тут даже особых споров не возникло — можно ли, посильно ли оно для всех мальчиков и девочек? Но попробовал бы кто-нибудь огорошить этой новостью педагогов, скажем, восемнадцатого века. Да их, чего доброго, инфаркт хватил бы!
И вот не успел еще совершиться переход ко всеобщему среднему образованию, как на горизонте всплывает вопрос: можно, надо ли учить всех творчеству? Задачи будущего накладываются на задачи настоящего — таков ритм века!
Между прочим, у нас один писатель приходится на несколько десятков тысяч человек; в Норвегии, Исландии — на несколько сотен, хотя, конечно, никакой особой генетической предрасположенности норвежцев или исландцев к литературному творчеству не существует. Это к вопросу о творческих призваниях.
Впрочем, дело не в этом, точнее, не только в этом. В семнадцатом веке выдающийся французский философ и математик Декарт писал: «И право, мне кажется удивительным нрав большинства людей, — они весьма старательно изучают свойства растений, движение звезд, превращение металлов и предметы подобных наук, но почти никто не помышляет о хорошем уме…» Минуло три с лишним столетия — да каких! — и один крупный советский физик заметил недавно, что ум человека, судя по всему, ничуть не усовершенствовался за века и тысячелетия. Мы куда больше знаем, это верно; потому что, как выразился еще Ньютон, стоим на плечах гигантов. В остальном мы, похоже, берем не качеством, а количеством. Будь дело иначе, уровень мысли древних показался бы нам банальным. Этого нет. Любой крупный современный ученый, раскрывая сочинения древнегреческих философов, находит в них такой полет мысли, такую мощь и силу, что впору позавидовать.
Однако не все и тут неизменно под солнцем. Слово «эвристика» впервые появилось семнадцать веков назад в трудах греческого математика Паппа Александрийского и обозначило собой поиск правил, закономерностей, способов творческого мышления. Редкий, обычно любительский поиск в этом направлении давал с тех пор почти нулевой результат. Лишь в последнее время пристальный рентген науки стал проникать в тайники творчества. И кое-что открылось.
Полвека назад опросили американских изобретателей: «Считаете ли вы, что изобретательские способности прирожденные или изобретательству можно учиться?» В семидесяти случаях из ста ответ был таков: «Научиться изобретать нельзя». Наука была вынуждена согласиться. А что она могла предложить?