«Чего же ждать, тащить его надо», — решил Малинка и смастерил волокушу.
Позади инспектора послышался тихим сгон, шевеление. Отпустив осторожно волокушу на землю, Малинка подошел к Лазареву:
— Ну, млодец, как дела?
Трофим глядел на инспектора тупыми, затуманенными глазами, потом взгляд его как бы очистился.
— Откуда вы? — спросил он.
— С неба, бедолага, с неба. Дай дух переведу. — И Пионер Георгиевич, сняв мотоциклетный шлем, вытер потный лоб. — Водички хочешь? Если есть…
— Фляжечку имеем, поделимся. Пей. Давай-давай, не стесняйся. Вот так. И сами приложимся.
Малинка был чрезвычайно доволен, что Трофим наконец пришел в себя. Инспектор опасался, что перенапряжение сильно скажется па состоянии Лазарева и он не успеет доставить его в больницу. Сам Пионер Георгиевич тоже устал, и ему хотелось отдохнуть.
— Откуда вы узнали про меня? Сашка рассказал?
— Рассказал, рассказал…
— Вот алмаз. Никуда я его не бросал. — Трофим полез за пазуху и достал видавший виды носовой платок. — В уголке завязан. Как Саша?
— В райцентре твой Саша уже.
— Что с ним?
— Сидит отдыхает.
Лазарев встрепенулся:
— Он не хотел… Оставил он меня, знаю. Только я тоже виноват. Зачем мне понадобилось…
— Я, Трофим, не прокурор, не суд, — строго сказал инспектор. — Взял не свое — отвечай по закону.
После этих слов сознание Лазарева как бы прояснилось окончательно. Он увидел, как Пионер Георгиевич по-простецки, зубами развязывает узел на платке. Потом взял алмаз пальцами. При косом свете солнца кристалл то вспыхивал, то мерк глазом хищного зверя.
— Вы знаете, товарищ инспектор, — собрался с силами Трофим, — для нас, работяг, цена одного карата… не сравнима с рыночной стоимостью на брильянты. Для меня он — свои брат, трудяга: бурит, режет, шлифует…
— Ты свои силы побереги, — сказал инспектор, поднимаясь и берясь за волокушу. — Я уже не говорю о том, что и тебя Сашка бросил в беде. Не оставил, а попросту бросил. Предал. А это тоже нарушение — и не малое.
И старший лейтенант потащил волокушу дальше, обходя кочки, к дороге, до которой еще было далековато.
А. АБРАМОВ, С. АБРАМОВ
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ МОГ ТВОРИТЬ ЧУДЕСА
ЗАВЕЩАНИЕ
Вчера я написал завещание.
Почему?
Потому что, как уверяет Коран, дни мои уже сочтены. Аллахом. А я — то знаю, кем они сочтены.
Завещание было нотариально оформлено в старинной лондонской адвокатской конторе «Хорпбек и Хорн-бек» в одном из тишайших переулочков Сити. Несмотря на то что оно написано корявым языком английской юридической документации, я помню его от слова до слова.