Мир приключений 1973 г.

В аппарате шерристян откинулась какая-то створка, и на кронштейнах вперед выдвинулся сферический колпак голубого цвета…

…Аппарат надсадно гудел, его интонации непрерывно менялись, словно бы он исполнял какую-то немыслимую на Земле мелодию. Иногда внутри него что-то щелкало и слегка позванивало. Время от времени на его панелях распахивались створки, и оттуда на кронштейнах вперед выдвигались всё новые и новые сферические колпаки. Скоро они окружили Мишу Стерженькова чуть ли не со всех сторон, и каждый из них оказывал на него свое воздействие.

Изредка на сознание Миши легкими волнами находили полосы какого-то забытья. По чисто спортивной привычке, он каждый раз машинально засекал время по секундомеру, и получалось уже, что аппарат шерристян стирает воспоминания из его памяти пятнадцать минут шестнадцать и семьдесят восемь сотых секунды. По истечении этого времени гул в колпаке смолк, аппарат зачем-то изменил свой цвет, и снова Миша почувствовал на себе невидимый и вроде бы укоризненный взгляд.

— Трудно поддающийся обработке, — сказал в Мишиной голове голос, словно бы обращавшийся не к нему, а к кому-то другому. — Необходима смена режима, перестройка структур.

Миша Стерженьков растерянно оглядывался по сторонам. Все, что происходило с шерристянином на Земле, он по-прежнему помнил отлично. Стерлись из памяти лишь самые мелкие, незначительные подробности.

Аппарат шерристян вздрогнул и загудел снова. Теперь его шум был басовей и гуще. Сферические колпаки, окружавшие Мишу, зашевелились все разом. По чисто спортивной привычке Миша вновь засек время…

Полосы забытья, находившего на сознание, стали продолжительнее и чаще. Когда Миша выныривал из них, он отмечал, что аппарат шерристян шумит все сильнее, но никакого особенно заметного действия обработки памяти он на себе по-прежнему не отмечал. Стерлись лишь еще кое-какие подробности, чуть-чуть позначительнее, чем в первый раз, но и только.

— Что же, — растерянно сказал Миша Стерженьков, когда аппарат умолк во второй раз, — я ведь… Ну никак…

В этот раз передышка была более продолжительной. Конструкция, порождение далекого разума, словно бы отдыхала, набираясь сил перед тем, как заработать снова.

— Мама скоро придет с работы, — растерянно сказал Миша. — У нее сегодня короткие рейсы… А тут… А вы…

Аппарат начал наступление на Мишину память в третий раз. Аппарат содрогался и вибрировал. Войдя с ним в резонанс, тихонечко стали позванивать хрустальные спортивные кубки и медали, завоеванные Мишей на различных соревнованиях. Цвет аппарата шерристян менялся теперь уже с неописуемой быстротой. Сферические колпаки вертелись вокруг Миши, тоже все время взвинчивая свою скорость. И наконец аппарат умолк в третий раз, и все колпаки втянулись в него и скрылись за створками.

— Трудно поддающийся обработке, — повторил голос в Мишиной голове. — Все стереть невозможно. Некоторые воспоминания останутся.

Невидимый взгляд продолжал рассматривать Мишу Стерженькова. Во взгляде этом Миша все явственнее ощущал скрытое уважение. Возможно, впрочем, что все это ему казалось, потому что опять в Мишиной голове был полный сумбур и хаос. Ему было обидно, очень обидно, что он не оправдал доверия братьев по разуму, ему казалось, что во всем виноват только он один. И хотелось, чтобы все это, вся эта история немедленно началась снова, с самого начала — снова став шерристянином, теперь-то уж он постарается, ой как еще постарается подавлять в себе остаточные проявления сознания землянина! Не знает еще, каким образом, но будет, обязательно будет, чтобы второй этап исследований шерристян на Земле прошел гладко.

Но никому не дано возвращаться к истокам каких-то событий и переживать их вновь, хотя часто, очень часто ничего не желает человек так сильно, как этого. Не дано… Второй и третьей попыток, как это заведено в некоторых видах спорта, не положено, к сожалению, в обычной жизни.

— Землянин, прощай! — сказал голос в Мишиной голове.

Аппарат шерристян стал медленно растворяться в воздухе. И на какое-то мгновение Мише Стерженькову показалось еще, что голос хочет сказать ему сверх этого и что-то другое, с теми же очень дружескими, очень теплыми интонациями, с какими прозвучали слова прощания; и он кинулся к тому углу комнаты, где стоял аппарат, но поздно — лишь легкая дымка осталась в воздухе, и вот и она растворилась бесследно. Навсегда.

Миша Стерженьков сел на стул и встал снова. Потом он прошелся по комнате из угла в угол и снова сел. Из соседней комнаты доносилась песня о разноцветных кибитках…

И тут же в коридоре послышался шум открываемой двери, звонко щелкнул замок, прошли по коридору шаги, и мама, Алевтина Игоревна, в шоферском комбинезоне, пропахшем ветром дальних рейсов и бензином, появилась на пороге Мишиной комнаты.

— Ну, — начала мама голосом строгого воспитателя, — как этот зачет?… По технике теории… нет, по теории толкания?… Короче, сейчас переоденусь, возьму учебник и проверю, как ты к нему готов…

ЭПИЛОГ