— Нет. Недавно я разговаривал с начальником райотдела, говорит, что никак не найдут. Другой ближайший район у нас Железнодорожный, очень беспокойный. Райцентр — узловая железнодорожная станция, так там — что проходной двор; и преступлений много и не раскрытые есть. Недавно магазин «Ткани» обворовали, несколько рулонов дорогих материалов. Милиционер воров заметил и пытался их задержать, но они машиной сбили его с ног и скрылись. Он с переломом бедра в больнице. Эти преступники угнали перед кражей «Москвич», а потом бросили.
Киселев рассказывал, а Дорохов делал у себя в блокноте какие-то пометки. Оба и не заметили, как в кабинет вошла пожилая женщина:
— Вызывали, товарищ капитан?
— Как же, как же, просил. — И, обращаясь к Дорохову, продолжал: — Позвольте представить вам, товарищ полковник, нашу криминалистическую науку — старший эксперт Анна Сергеевна Смирнова, тоже капитан милиции, великий специалист дактилоскопии.
— Ну, так уж и «великий»! — улыбнулась Смирнова и протянула руку Дорохову.
Женщине пододвинули кресло, и Дорохов пододвинул к ней найденные возле жасмина шарики. Эксперт взяла чистый лист бумаги, развернула на нем конфетные обертки, откуда-то из кармана платья достала пинцет, небольшое увеличительное стекло и, расправляя каждую бумажку концами пинцета, стала внимательно рассматривать.
— Что же вы хотите знать, товарищ полковник, об этих конфетах?
— Все, и главное — кто их съел, — усмехнулся Дорохов.
— Это криминалистике неизвестно, — в тон ответила женщина. — Я могу вам сказать только то, что конфеты одной партии и где их изготовили.
— Скажите, Анна Сергеевна, нельзя ли на них отыскать следы пальцев?
— Думаю, что нельзя. Нет, следы здесь бесспорно есть, я их проявлю, но вот то, что вы хотите дальше — использовать эти отпечатки для идентификации личности, — нам не удастся. Во-первых, слишком мизерная поверхность. Во-вторых, бумага была настолько скомкана, что отпечатки папиллярных узоров наверняка стерлись.
— Ну что ж, нельзя так нельзя, — вздохнул Дорохов. — А жаль. Мне думается, что тот, кто съел эти конфеты, нас с Киселевым очень интересует. А вы, Анна Сергеевна, любите конфеты?
— Не очень, — улыбнулась женщина.
— Как вы думаете, за какое время можно съесть три или четыре «Холодка»?
— Сказать трудно. Это дело вкуса.
— Товарищ полковник, — не вытерпел Киселев, — а при чем тут эти самые «Холодки»?
— Сказать откровенно, — усмехнулся Дорохов, — этого я и сам пока толком не знаю. Кстати, поручи кому-нибудь из ребят узнать, есть ли эти самые конфеты в магазинах. Если нет, то интересно, когда продавались, и хорошо бы купить их десяток или два. — Полковник достал из бумажника три рубля и протянул Киселеву.
— Там Николай Козленков вам рапорт насчет тех двух парней составляет, его и попрошу.
— Добро.
Едва Киселев ушел, в дверь кабинета постучались, осторожно, неуверенно.
— Входите, входите! — дважды повторил Дорохов.
В комнату робко вошла девушка. Александр Дмитриевич не сразу признал в ней Зину Мальцеву. Она была совсем не такой, как вчера в дружине. Видно, покинула девушку ее решительность. В гладком темном платье, с простенькой прической. Дорохов подумал — вид словно у школьницы, только передника не хватает. Лицо было совсем детское, но застывшая боль в глазах делала ее взрослой.
Дорохова словно кольнуло. «Вроде Ксюшки моей, чуть постарше. Да нет, та побойчее будет, постоличнее, что ли. А не дай бог ей попасть вот в такую историю», — подумалось суеверно.
— Заходите, Зиночка. — Он вышел ей навстречу, подвинул стул и сам присел рядом. — Да не смущайтесь. — Ему захотелось провести рукой по ее волосам и прибавить «доченька», но он сдержался. — Располагайтесь поудобнее. Поставьте свой роскошный портфель на пол — здесь вы ничем не рискуете.
Ему очень хотелось вызвать улыбку на ее бледном лице. Но глаза девушки смотрели все так же грустно и даже с некоторым укором.
Дорохов взял большой истрепанный портфель из ее рук, удивился его тяжести и бережно поставил на пол.
— Ну, рассказывайте, — решительно сказал он.
— Я не знаю что… — почти прошептала девушка.
— Как это — не знаю? — Дорохов повысил голос, увидев, что губы девушки задрожали. Он знал, что самый худший способ успокоения в таких случаях — это жалость и сочувствие. — Женой стать собираешься, а не знаешь, какой у тебя жених. Ведь любишь?
— Люблю, — почти с вызовом бросила девчонка.
— Ну и прекрасно, люби на здоровье, если он, конечно, того заслуживает.
— Да как вы можете так говорить, если… разве вы знаете его! Таких и нет больше. Это такой парень! Я из-за него и в институт не пошла.
— Времени на подготовку не осталось?
— Да вы не так меня поняли, совсем не так. Если уж Олег сказал, что профессия должна быть, как любовь, — одна и давать такое же счастье, я ему не могла не верить.
— Ты права, девочка. Если любишь свое дело, это великое счастье. Хотя и затрепали мы эти слова, — задумчиво сказал Дорохов.