Мир приключений 1969 г.

— Да я...

— «Я, я»! А я! Я — не человек? Я, значит, пешка? Меня, значит, как угодно ославлять можно?! Зинка с ним встречалась — это точно. А я как дура помогала. Как же, думаю, подружке помогу, товарищу школьному хорошую жену найду. Ах, дура я, дура!

Она как-то вдруг постарела, ссутулилась и в сумерках нетопленного дома казалась очень несчастной. Да, видимо, не только казалась, она и в самом деле была несчастной, и Грошев не мог не прийти ей на помощь.

— Успокойтесь, Анна Ивановна. Вы меня не так поняли! Ну, честное слово, я вам верю. Я ж даже не знал, что вы дома. Ну вот, честное комсомольское слово, не знал!

Ряднова недоверчиво посмотрела на Грошева, на его смущенное лицо и поверила. Она успокоилась, быстро подбросила дров в печь и резко спросила:

— Так что же вам нужно?

— Да я и сам еще не знаю, что мне нужно, — признался Николай. — Нужно ведь с чего-то начинать...

— Что начинать? — опять насторожилась Ряднова.

— Понимаете, Анна Ивановна, не нравится мне все это дело... вашего мужа. Совесть не спокойна. Мне все кажется либо не он убил, либо, если убил, то... преднамеренно.

— Ах, вот что!.. — Она долго молчала, перебирал прошлое, и твердо сказала: — Я так же думаю.

— Как — так же?

— Он ведь какой! Если к нему по-хорошему, он себя не пожалеет. Ведь сколько к нему товарищей из армии приезжало, всех привечал, всем помогал. Но если возненавидит — может и убить. Может! Вы думаете, почему я ушла? Боялась. Он вот какой, — постучала она по загнетку, — кремень. Молчун.

— Ну, а кто же распустил сплетню о вас? Кому это было выгодно?

— Не знаю. Потому-то в начале наших споров с ним я ругалась, оскорблялась. Ведь когда за собой ничего не чувствуешь, все кажется простым и легким. Подумаешь, пошутили с Робкой! Мы с ним и в школе баловались. Подумаешь, он меня на машине подвез — так он же сосед! А уж когда пошло такое, я и Робку возненавидела: разве же он не понимал, какое он на меня пятно кладет? И своего тоже: разве ж он не видит, что я ему верная жена? А уж как возненавидела, тут уж все пошло... наперекосяк. Он свое, а я свое... А тут еще Зинку жалко — ноет: «Робка не пришел», «Робка не так посмотрел», «Ты с ним поговори», «Он тебя слушается». Ну и говорила. А он не слушался...

— Они давно... расстались?

— Кто?

— Зина эта и Андреев.

— Он-то давно, а она все ждет, все надеется. «Он, говорит, когда прошлый раз приезжал, ко мне не зашел. Потому что у меня мать, сестра...» Вот потому и упросила меня отдать ей комнату.

— Но ведь...

— А что ж вы думаете, я так ей и сказала, что твоего Робку мой Андрей убил? У меня язык не поворачивается... Там... Как-нибудь... подготовлю.

Они замолкли, думая каждый о своем. Первые секунды Николаю показалось невозможным продолжать разговор — сколько неожиданно трудного раскрылось за ним! Но ведь, в конце концов, все, что он решил делать, он делал для этих же людей. И он спросил:

— Простите, Анна Ивановна, выходит, Андреев приезжал не первый раз?

— Сама его не видела. А Зинка говорит — видела. Ехала в автобусе, а он стоял на остановке,

— А... может, она ошиблась?

— Кто? Зинка? Да она его из миллиона сразу узнает.

— Когда это было?

— Н-ну... месяца три назад.

— А раньше он не приезжал?

— Точно не знаю, но, по-моему, приезжал. Я тут на новую работу переходила, ни до чего было. Но Зинка бегала сияющая. Поэтому думаю, приезжал. — И, предупреждая его вопрос, добавила: — Это еще в прошлом году.

— Вы на допросе об этом говорили?

— Нет. Не стоило. Зачем других людей втягивать, беды им нести? Им и без этого своих хватает.

Наверное, можно и нужно было спросить и еще о чем-нибудь. Петр Иванович наверняка сумел бы сразу сориентироваться в обстановке. Николай беспомощно, как всякий уходящий, посмотрел по сторонам и увидел через открытую дверь злополучное окно. Фанерки в нем уже не было. Отблесками от печного чела сияло самое обыкновенное оконное стекло. Почему-то Грошеву это показалось не столько важным, сколько удивительным: только что перешла в свой старый дом, а стекло уже вставлено. Ряднова перехватила его взгляд и усмехнулась:

— Сосед постарался...

Грошев попрощался и, уже шагая к автобусной остановке, отметил в памяти странное поведение соседа: Ряднову отказал в стекле, а его жене вставил без просьбы.

* * *

Первый свидетель по делу Ряднова теперь оказался дома. Плотный, краснолицый, коротко стриженный майор в отставке, не пригласив Грошева в комнату, в передней объявил, что он, как старший по наряду народной дружины, прекрасно помнит тот случай.

— Я считаю, что таких, как этот ваш Ряднов, нужно выжигать каленым железом. Цацкаются с ними, распустили. А нужно сделать так, чтобы они и пикнуть не смели.

— Простите, — перебил Грошев, — мне, собственно, интересно знать, как все это происходило.

— Как происходило, я рассказал на суде, и именно я потребовал, чтобы этому прохиндею дали пятнадцать суток, потому что наши чересчур... — Он вздернул поблескивающую благородной сединой голову и насмешливо протянул: — Гуманные законы больше этим подлецам отпускать не могут, а я считаю...

— И все-таки, как это происходило?