Мир приключений, 1967 (№13)

Слева по борту лопнул снаряд. Бот замечен!

Лениво, со сна, пристреливаются немецкие артиллеристы. Пока всплески поднимаются далеко от бота. Но пристреляться недолго. И маневрировать, увертываться от снарядов тоже нельзя, если сзади на длинном тросе тащится такая цаца.

Как-то не думалось никому о том, что снаряд может подбить бот. Страшно было именно за эту с таким трудом добытую со дна цацу.

Что ж, опять начинай сначала?

При мысли об этом у Григоренко мучительно заныли мускулы рук и плеч. Усталость этих дней навалилась на него, зайдя со спины. Но усилием воли он стряхнул ее.

Немцы на береговой батарее, вернее всего, побрезговали ботом.

Подумаешь, какой-то портовый неказистый ботишка, за которым подскакивает на волнах влекомая им крохотная шлюпчонка!

Неуклюже отворачивая от всплесков, он укрылся в бухте.

— Ф-фу! — не сказал, выдохнул Болгов,

ДОПРОС НА БЕРЕГУ

До войны здесь был пляж, один из лучших в окрестностях Севастополя. Летом он делался ярко-пестрым, как луг, от разноцветных купальников и пестрых зонтиков. И все время в воздухе детские голоса и смех, такой радостный, такой беспечный…

Сейчас пляж безмолвен.

С утра его оцепили. Мину поджидала на берегу группа командиров во главе с контр-адмиралом, командиром ОВРа.[5]

Трактор, поднатужась, выволок бывшую глубоководную на берег.

Командиры залегли в укрытие. Там же разместился врач с аптечкой наготове. Да, похоже на дуэль.

Григоренко опять наедине с миной.

Впервые он по-настоящему рассмотрел ее. Очертания не дрожат, не меняются, как было под водой. Зияют открытые горловины. Пятна камуфляжа, как отвратительный лишай, расползлись по тупорылому длинному цилиндру.

Кое-кто из минеров, товарищей Григоренко, полагал, что разоружение почти закончено. Но это было не так. Под водой сняты только два камуфлета. А их может быть гораздо больше. И черт знает, что они там любят и чего не любят…

На всякий случай Григоренко проверил, нет ли на нем чего-нибудь металлического. Как будто бы выгреб опасное из карманов. Стоп! А пуговицы на кителе? Григоренко снял китель и надел вместо него ватник без пуговиц. Фуражку с эмблемой дал подержать одному из «секундантов».

Ночью над бухтой прошел дождь. Песок был мокрый, еще не успел впитать влагу. Не поскользнуться бы!

Медленно переставляя ноги, Григоренко приблизился к мине.

Осторожность! Сугубая осторожность! Педантичная, рассудительная, стремящаяся абсолютно все взвесить и учесть.

Не глупо ли, если сейчас он, Григоренко, допустит какую-нибудь роковую оплошность? Мина, добытая с таким трудом со дна, взорвется под его руками на берегу, и главный секрет ее, охранявшийся столькими камуфлетами, исчезнет без следа в дыму и пламени.

Главный секрет запрятан, как обычно, в задней части мины. Расстояние до этих важнейших приборов каких-нибудь десять — пятнадцать сантиметров, а попробуй-ка дотянись до них! И не задняя крышка преграждает доступ, а тот камуфлет, который, притаясь за ней, быть может, подстерегает Григоренко. Именно такой камуфлет и убил минеров у Константиновского равелина, когда они поторопились снять заднюю крышку с акустической мины.

Но Григоренко не повторит их ошибки. Не будет отдавать все тридцать болтов, которые закрепляют крышку, пока не убедится в том, что ловушки под нею нет. Для этого исхитрится, обойдет опасное место, постарается проникнуть к нему изнутри. То есть высверлит отверстие в корпусе мины вблизи задней крышки.

Казалось бы, можно браться за сверло.

Но Григоренко продолжал недоверчиво приглядываться к мине.

Будь он на месте ее конструктора, наверное, попытался бы предусмотреть подобный ход мысли своего врага, русского минера. И что сделал бы в этом случае? Снабдил бы свое создание еще и акустическим камуфлетом.

Придется опробовать мину на шум.

Перед миной Григоренко поставил репродуктор. Тянувшиеся за ним провода связывали его с патефоном и усилителем, которые помещены в укрытие.

Мине предоставили наслаждаться музыкой в одиночестве.

Доложив контр-адмиралу о начале «концерта», Григоренко тоже лег в укрытие — возле патефона.

Вниманию угрюмой слушательницы предложили для начала что-то легонькое, какой-то романс. Никакого впечатления.

За романсом последовал бодрый маршок. Тот же результат!

Наконец Григоренко поставил пластинку с оглушительным джазом. Но и джаз не произвел на мину впечатления.

Вывод: если на нее не действуют ни лирика, ни джаз, ни марши, она выдержит и звуки врезающегося в корпус сверла!

Григоренко присел возле мины на корточки, выбирая, как бы посноровистее подвести сверло. Показалось, что мина не совсем удобно лежит. С помощью деревянного рычага он слегка повернул ее. Внутри неожиданно раздались монотонные удары: «тик-так, тик-так».

Этого не хватало еще! Григоренко быстро лег на землю. Все-таки шанс: может быть, взрывная волна пройдет над ним.

Песок был очень сырой, холодный. «Тик-так, тик-так» — настойчиво стучало над головой;.

Из укрытия крикнули: «Что случилось?»