Мир приключений, 1966 (№12)

— Дальше — больше, — насмешливо протянул Шагин. — Смотри также Тунгусское чудо, древние продырявленные кости, бога в скафандре из сахарских фресок и так далее. Если это звездолет, — он продолжал уже серьезно, — то его ускорение должно быть небольшим и постоянным, иначе твоих небожителей давно превратила бы в лепешку исполинская перегрузка. Во избежание этого они должны были бы со временем непрерывно уменьшать силу своего луча, так как масса их корабля с расходом горючего уменьшается. А наш сигнал постоянен по интенсивности!

— К этому надо добавить ослабление с квадратом расстояния… Нет, Саша, вряд ли он искусственного происхождения. — Цыреннадмид сочувственно взглянула на Ивантеева.

Изящная гипотеза, в которую так хотелось верить, рассыпалась в прах, и на глазах Елены выступили слезы.

— Ну, а если он не удаляется, а приближается? — Ивантеев не выносил женских слез.

— Тогда бы его движущий луч был обращен от нас и мы бы его не видели вовсе. Если же это специальный сигнальный луч, то волна не удлинялась бы, а укорачивалась. — Шагин был неумолим. — Доедай-ка свою дыню, да на боковую, а то проспишь смену… Спокойной ночи, девицы-красавицы. — Его шаги послышались возле лифта, ведущего наверх, в аппаратную.

***

Ивантеев ворочался в постели, машинально прислушиваясь к шорохам ветра снаружи. Взбудораженное сознание не успокаивалось: из неимоверной дали наплывали пульсирующие фотоны, увеличиваясь до устрашающих размеров… Если они приближаются и сигнализируют лучом, так этот луч их уже не подталкивает, а притормаживает, отбирает часть энергии движения. Пульс учащается, и волна укорачивается… А она удлиняется! Здесь крылась какая-то зацепка…

***

Распахнувшаяся дверь с маху ударила ручкой по стене, и Ивантеев ворвался в аппаратную.

— Саша, что с вами? — Его лихорадочно сверкавшие глаза встревожили Елену.

— Шагин, старая лошадь… — Ивантеев неровно дышал, — звук!

— Какой звук?

— Вчера, когда приехал Орсунбай с Еленой… Помнишь, заела кнопка звукового сигнала? Вдали звук был высоким, а потом понижался в тоне, пока они не остановились. Тот же эффект Допплера, только наоборот!

— Ну и что же?

— А то, что за полминуты “газик” сбавил скорость с семидесяти километров до нуля… Нормально звук низкого тона, но при сближении на большой скорости звуковая волна укоротилась и тон повысился… При торможении эффект Допплера сошел на нет и тон понизился до нормального. Они, — Ивантеев указал вверх, — летят прямо в нашу сторону, но не ускоренно, а замедленно… То, что слышит Чон-Кулак, — это контрпар, тормозящий луч, понимаете? С каждым мгновением скорость уменьшается и луч отбирает у корабля все меньше кинетической энергии. Пульс фотонов становится реже, и волна удлиняется… Ясно?

На минуту Шагин задумался, облокотившись на стол и упершись большим пальцем правой руки в верхний ряд зубов. Этот признак замешательства был хорошо знаком Ивантееву.

— Но тогда яркость луча должна была бы со временем расти, — сказал он наконец.

— Сэр, — Ивантеев был предельно вежлив, — вчера вам угодно было просветить нас, что ускорение нужно поддерживать постоянным, постепенно уменьшая интенсивность луча. При торможении, к вашему сведению, нужно проделать тоже самое. А так как они приближаются, то принимаемая нами интенсивность остается постоянной.

— Что же, Саша, давайте проверим. Тогда собственный луч вашего звездолета должен быть не ультрафиолетовым, а инфракрасным. — Цыреннадмид взялась за свой медальон-соёнбо, нажимом невидимой кнопки откинула крышку: медальон оказался миниатюрным вычислителем. — Объект начал торможение более двух тысяч лет назад, начиная со субсветовой скорости около девяти десятых, — она нажала несколько миниатюрных кнопок на овальной шкале, — при которой инфракрасный луч воспринимался бы на Земле как ультрафиолетовые фотоны большой энергии… При снижении скорости до семи десятых луч стал видимым — сине-фиолетовым: появилась звезда-гостья Яо Чжи-Туна. При дальнейшем торможении луч сделался зеленым. Это при скорости пять десятых, затем, — она опять посоветовалась с соёнбо, — красным, при скорости тридцать шесть сотых… Так как для постоянства перегрузки темп торможения должен со временем уменьшаться, за последующие тысяча восемьсот лет удлинение замедлилось… А сейчас волна удлинилась почти до исходной, порядка тысячи миллимикрон…

— Браво, Саша! — Елена, вскочив с места, в экстазе чмокнула огорошенного Ивантеева.

— Торможение в течение тысячи восемьсот лет! — воскликнул Шагин. — Ну что же, сейчас им самое время начать сигнализацию, запросить у КОККАНа разрешения на посадку, что ли…

— Тысяча восемьсот наших лет, — поправила его Елена. — Кто знает, какое у них там время?