Мир приключений, 1965 (№11)

“Могила находится в горном селении Банджи-Рудак, родине поэта, — писал он в свое время — так свидетельствуют современники, чьи слова дошли до нас из глубины веков. — Но где это селение и как оно называется сейчас?” Айни доказал, что древний Банджи-Рудак-то же, что и современный Панджруд, а в переводе — “Пять рек”. Впрочем, попытки найти погребение в Панджруде не увенчались успехом.

Как и во всяком подобном селении, там, конечно, есть древнее кладбище, даже, вероятно, не одно. На каждом кладбище наверняка есть могила какого-нибудь святого. Рудаки почитали святым, могила его стала священной, над нею был устроен мазар — небольшое сооружение из кирпича.

Но таких мазаров на кладбище могло быть несколько. Могильная же плита с посвятительной надписью — если даже она и найдется — еще не доказательство. Мало ли что могло случиться за тысячу сто лет! Задача казалась неразрешимой, и все же ее удалось решить.

Помогло все то, что связано с памятью о поэте. Правда, многое было неясным, порой противоречивым, а главное, скудным. Как бы то ни было, но древняя литература навела Сад-риддина Айни на мысль о том, где надо искать могилу Рудаки. Древние источники указывали на слепоту Рудаки. Неясным оставалось только, родился ли он слепым, ослеп ли от старости или по какой другой причине.

Мало, очень мало! Но больше искать негде. Разве только в стихах самого поэта. Может быть, он что-нибудь говорит о себе? Может быть, какие-нибудь строчки прольют свет на подробности его жизни? Догадка подтвердилась.

Среди нескольких сотен стихотворных строк Михаил Михайлович нашел немало любопытного.

Человек, слепой от рождения, не мог бы так ощущать цвета и оттенки, так воспевать их, как Рудаки. Поэт писал о том, как блестит клинок на солнце, он понимал разницу в красном цвете яхонта и коралла, агата и красного жемчуга, и розовой воды. Красный цвет в его стихах представлен многообразным, в различных оттенках. Так писать мог только зрячий.

Рудаки не всегда был слепым. Но, значит, он потерял зрение потом — ведь о его слепоте пишут все. Не был ли он ослеплен? Подтверждение принесли тоже стихи. В поздних его строках уже нет такого красочного восприятия мира. Поэт словно обрел иное, внутреннее видение, и недаром это подмечали современники.

Но, быть может, он попросту стал хуже видеть на старости лет? Быть может, зрение потерялось само собой? Нет, поэт прямо жалуется на жестокое насилие, свершенное над ним. А кроме того, упоминает он и о том, что у него искрошились и выпали сразу все зубы.

Пожалуй, хватит! Надо искать скелет, естественно мужской, пожилого возраста, с черепом без зубов, причем они выпали все сразу. Череп этот должен был принадлежать ослепленному человеку. Вот с какими сведениями приехал Герасимов в селение Панджруд.

И первое, что бросилось ему в глаза, — это кладбище на склоне горы со старыми насыпями могил у стены сада. Где-то здесь, вероятно, был некогда мазар, если он, конечно, вообще существовал.

Сорок поколений из уст в уста передавали рассказ о могиле слепого поэта. Могилу за могилой обходил Герасимов на кладбище. И вот он оказался перед ровной площадкой, чудом уцелевшей: русло ручья отделяло ее от склона гор. Ее не повредили вешние воды, не разрушили камни, лишь мелкая галька попадала сюда с горного склона.

Чем больше смотрел на нее Герасимов, тем больше утверждался в верности своей догадки. Ведь площадка ровная, стороны ее строго расположены по странам света, рядом — ограда сада, как указывал Айни.

Герасимов вспоминает, что он очень волновался. Ошибиться было нельзя. Вот показался череп. Голова покоилась на правой щеке, как полагается у мусульман. Стоявший рядом старик сказал (Герасимову перевели его слова): “Не волнуйся, не надо, это Рудаки. Сейчас ты увидишь беззубый рот его”.

“И действительно, — вспоминает Герасимов, — несколько движений ножом и кистью, и я увидел сначала верхнюю, а затем и нижнюю челюсти, — и обе без единого зуба…”

Скелет несомненно мужской, преклонного возраста, со сломанными ребрами и позвонком. Они сломаны задолго до смерти — одним сильным ударом. Сильные кисти рук с подвижными тонкими пальцами, как у музыканта, а Рудаки ведь и был поэт-музыкант, народный певец. Изменено основание черепа и шейные позвонки.

Увидев вскоре на дороге слепого, Герасимов еще раз получил подтверждение, что он на верном пути. Слепота заставляла Рудаки сильно откидывать голову назад, и потому так изменились кости скелета.

Но и это не все. Кости глазниц также носили следы изменений. Они были вызваны тем, что поэт долго жил после ослепления. Скорее всего, его ослепили каленым железом, и произошло это не менее чем за пятнадцать лет до смерти.

Герасимов мог быть спокоен. Все сошлось. То, что писал о себе поэт, было правдой.

О многом уже поведали кости, извлеченные из древних могил. Они подтвердили рассказы об увечьях Ярослава Мудрого и Тимура, о зверском убийстве Андрея Боголюбского и Улуг-Бека.

И на этот раз молчаливые свидетели — кости — словно заговорили.