Мир приключений, 1964 (№10)

— И не только это! — горячо подхватывает Сергей. — Потеряв часть веса, полет наших тел замедлится, будет более плавным, а мускульная сила останется прежней. Это даст возможность при перелете с трапеции на трапецию или с подкидной доски на трапецию делать гораздо больше акробатических трюков. И даже какие-нибудь иные, физически не осуществимые в нормальном поле тяготения.

— А проблема лонжей? — лукаво подмигивает братьям Зарнициным Михаил Богданович, радуясь их энтузиазму. — Она ведь отпадает сама собой. С потерей веса замедлится и скорость падения, и оно уже не будет грозить увечьем натренированному гимнасту.

— Да ведь это же даст нам прямо-таки сказочную возможность! Вот когда покажем мы все совершенство человеческого тела, освобожденного от аппаратуры и паутины лонжей!.. — захлебывается от восторга Алеша.

— Вы даже представить себе не можете, ребята, как я рад, что это вас захватило, — откровенно признается Михаил Богданович. — И вы поймете, конечно, как нелегко мне вылить теперь на ваши головы ушат холодной воды.

Братья снова, как по команде, останавливаются и оторопело смотрят на Михаила Богдановича.

— Да, да, ребята, — грустно подтверждает старый клоун. — Мне действительно нужно это сделать, ибо все, что я вам рассказал, в значительной мере — моя фантазия. Нет-нет, Илюша на самом деле открыл это удивительное явление! Но дальше пойдет очень много всяческих “но”. Антигравитационное пространство действительно существует, но в условиях лабораторного опыта. Илья допускает, что можно построить и большую установку, но не имеет такой возможности. Его отец, директор научно-исследовательского института, мог бы поставить этот эксперимент в необходимом масштабе, но и он вынужден пока повременить с этим. В общем, таких “но” еще немало.

— Зачем же вы тогда рассказали нам все это, Михаил Богданович? — укоризненно произносит Алеша Зарницин. — Душу только растравили…

— А к тому рассказал, друг мой Алеша, что есть и еще одно “но”. В академических условиях поставить этот эксперимент пока действительно невозможно, но…

Тут Михаил Богданович делает паузу и улыбается.

— Да не томите же вы нас!.. — нетерпеливо дергает его за рукав пальто Сергей.

— Но есть возможность осуществить его у нас в цирке. Да-да, я не шучу! В новом помещении мы будем располагать значительно большими материальными и энергетическими возможностями. К тому же у нас там будет, наконец, свое конструкторское бюро и даже экспериментальная база. Надо только заинтересовать дирекцию и Илью.

— Как, и Илью тоже? — удивляется Алеша. — А сам он разве не заинтересован в этом?

— Да, и Илью тоже, ибо он об этом просто ничего еще не знает и неизвестно, как еще к этому отнесется. Вот тут-то и нужна мне ваша помощь.

— Наша помощь?

— Да, именно ваша помощь. От вас зависит, чтобы он загорелся желанием поставить свой эксперименте цирке. Понял, наконец, что это даст цирку. А для этого вы должны, во-первых, показать ему класс своей работы на манеже. Во-вторых, тщательно продумать, какие трюки смогли бы вы осуществить в пониженном поле тяготения. Нарисовать ему контуры той сказки, той феерии, которую смогли бы вы осуществить на манеже в условиях невесомости. Привлеките для этого Юру Елецкого, пусть он набросает эскизы ваших замыслов. Пригласите и Антона Мошкина, чтобы он проконсультировал все это с эстетических, так сказать, позиций. Возьмем Илью в обработку и мы с Ириной Михайловной.

— Приводите же его к нам поскорее! — с чувством хлопает Михаила Богдановича по плечу Сергей, забыв о его почтенном возрасте.

— Я приведу его завтра. Но приведу не просто в цирк, а на ваше представление, и вы должны будете показать ему, на что вы способны.

11

Еще в тот вечер, когда Михаил Богданович с Ильей вернулись с дискуссии, дед спросил внука:

— Ну, как тебе понравилась Маша?

Конечно, он при этом не ожидал от внука восторженного отзыва. В обстановке горячей схватки с абстракционистами, роль Маши в которой была пассивна, она ничем ведь не могла привлечь к себе его внимания. Мало того, она вообще была очень смущена всем происходящим и, видимо, даже жалела, что пришла на эту дискуссию. Сидя на единственном стуле посредине огромного подвала в живописном полукольце бородачей абстракционистов, она невольно сжалась как-то. Она не позволяла себе ни единого лишнего движения, изо всех сил стараясь ничем не привлекать к себе внимания абстракционистов.

Да и вообще все тогда было не в ее пользу. И платье на ней было серенькое, и свет, рассчитанный на эффектное освещение картин абстракционистов, падал как-то так, что уродовал и лицо ее, и фигуру. К тому же она молчала не только во время дискуссии, но и потом, по дороге домой, подавленная чем-то, тревожно всматривающаяся в своих, видимо слишком возбужденных спором с абстракционистами братьев.

И все-таки Михаил Богданович был не только удивлен, но и почти ошеломлен ответом внука.

— А я все голову ломаю: чем могло пленить вас это существо? — пожимая плечами, произнес Илья. — Серенькая, невзрачная и, прости меня, дедушка, какая-то почти забитая…