Когда я очнулся снова, то был одни. В открытый иллюминатор дышал свежий солоноватый ветер, а занавеска трепетала, как праздничным флаг. В каюте стояла тяжелая, привинченная к полу мебель из черного дуба. Переборки были обиты толстой тисненой кожей. Запахи старого дерева и вытканных золотом шелковых материй смешивались с йодисто-соленым запахом моря и чего-то почти неуловимого, приторно-сладковатого. На полу расстилался мягкий восточный ковер. Я попробовал встать и удивился необычайной легкости и гибкости своих членов.
Судно слегка покачивало. Через иллюминатор я видел окрашенные вечерним багрянцем волны океана и изредка — белые острые крылья альбатросов на розовом закатном небе.
События последних дней промелькнули в памяти как что-то постороннее, будто картины, увиденные из окна дилижанса.
Раздался легкий стук в переборку. На мой оклик в каюту вошел уже знакомый матрос. Запах йода и чего-то сладковатого усилился.
— Мин rep, если вы чувствуете себя достаточно хорошо, то капитан просит вас посетить его каюту.
Я молча и решительно отправился вслед за посланцем, для того чтобы понять наконец все происходящее со мною и вокруг меня.
Моя каюта была в кормовой части судна, капитанская — на юте. Такие же кожаные обои, такая же массивная мебель, только более богатой отделки, и каюта — обширнее моей.
На пороге меня встретил высокий мужчина с бледным, будто освещенным светом лицом, с темной, слегка курчавящейся бородой и с горящими, как смоляные факелы, глазами. Одет он был в морской костюм того покроя, который любили голландские капитаны сто или полтораста лет назад.
Я представился. Хозяин крепко пожал мне руку:
— Капитан Ван Страатен.
Он пригласил меня к столу и калил в золотые кубки работы Бенвенуто Челлини красного, как кровь, бургундского вина.
— Вы невольный гость на моем корабле, и теперь, хотите вы того или не хотите, но нам с вамп придется жить и работать, может быть, не одно столетие. Не удивляйтесь ничему, это будет самое лучшее. Как вы себя сейчас чувствуете?
— Благодарю вас, капитан. Но разрешите задать вам одни вопрос: я до сих пор не пойму, где я нахожусь и что будет дальше со мной.
— Вы, дорогой друг, находитесь на корабле Летучего Голландца, как меня прозвали и о котором легкомысленные люди сложили много нелепых легенд. Вы среди искренних друзей, иначе никогда не попали бы на этот борт. Я вас знаю со дня вашего рождения, как и всех моряков мира. Иногда, в силу не зависящих от меня обстоятельств, мне приходится восполнять убыль своего экипажа методами, странными для всякого моряка, сходящего на землю, и, к сожалению, весьма обычными для меня. До гибели вашего корвета, в которой, поверьте моему слову, я не столь уж виноват, на моем корабле была вакансия вахтенного офицера. А команда моего корабля должна всегда быть полной. Так уж установлено не моей волей и не моим желанием. Вы один из лучших вахтенных офицеров флота и будете им на этом судне. Сегодня отдохните, а завтра можете приступать к своим обязанностям.
Пока он говорил, я внимательно всматривался в его лицо. В его резких чертах непоколебимая сила воли смягчалась грустью и приветливостью. Странно, я не чувствовал ни удивления, ни сожаления о случившемся, ни страха. Наоборот, меня влекла к капитану необъяснимая симпатия, как будто мы были друзьями не один десяток лет. Трудно объяснить, но мне казалось, что ради капитана я был бы способен на любой безумный поступок.
Капитан смотрел на меня с сожалением и искренней симпатией.
— Увы! Не все на земле зависит от наших желании, — продолжал он. — Я знаю, у вас есть прекрасная невеста, которая будет ждать и искать вас. Единственное, что в моих силах, — предоставлять вам возможность писать ей письма. Большего вы сами теперь не пожелаете. В этом вы убедитесь через некоторое время. Но ваше положение лучше моего. Вы не виноваты пи в чем. Вас привело сюда несчастье, а меня — безумие и гордость. Вы можете избавиться от своего положения, а меня избавит либо последний день мира, либо невозможное. Поэтому будем друзьями. Больше пока ничего не скажу. Со временем вы поймете все сами. Теперь, если хотите, осмотрите корабль и его снаряжение.
Я вышел на палубу. Первый, кого я увидел, был стоящий па вахте офицер со смуглым, подвижным лицом и лихо закрученными усами.
— О ля-ля! — весело приветствовал он меня. — Лучший город в мире — Перпиньян, лучшее вино — коньяк, самый беспутный человек — виконт д’Арманьян, ваш покорнейший слуга. Давно вы утонули, мосье?
Видя мое удивленное лицо, он улыбнулся: