Снова заскрипели шаги, и звук их начал быстро нарастать. Теперь не было сомнения, что прохожий свернул к шахте. Притаившись у двери, Денисов напряженно всматривался, пока не увидел темную фигуру человека. Поравнявшись с шахтой, человек остановился и тихо кашлянул. Денисов ждал.
— Тут кто-нибудь есть? — раздался знакомый голос.
— Фу ты, неладная! — пробормотал Денисов, облегченно вздохнув.
Он вынул фонарь и, высунув его из двери, осветил протоптанную недавно тропинку.
— Кто это? Миша, ты?
— Я. Это я, Иван Иваныч, — сказал Денисов, выходя навстречу. — Сперва было не признал. Что, думаю, за оказия! Хруп-хруп!.. Кто, думаю, по ночам тут бродит? Из гостей, что ли, вертается? Вроде как поздно бы… А потом, как ты с дороги свернул, совсем мозга за мозгу заскочила…
— Напугался? — усмехнулся Орлов, входя в сарай и оглядываясь.
— Похоже, что напугался.
— Ну как? Шрифт нашли?
— Нашли. Увязывают. Сейчас поднимать станем. Матвея поджидаю. Должен вот-вот на лошади приехать.
— Камышин внизу?
— Там.
— Это хорошо. Не надо, чтобы он видел меня. Человек он вполне порядочный, но, как говорится, сделан не из крепкого материала. Пугливый товарищ!
— Это да… Не тот человек, — согласился шахтер. — Передам, говорит, вам типографию — и конец. Мне, говорит, с вами не по пути. Считайте, что в кадеты ушел.
— Так и сказал? — удивился Орлов.
— Да нет. Насчет кадетов я пошутил, — смеясь, сознался Денисов.
— Шутка очень похожа на правду. Туда его по ветру несет, — сказал инженер и достал портсигар. — Будешь курить?
— Можно.
Руки у Денисова крупные, кожа потрескалась, пальцы заскорузлые, огрубевшие. Не руки, а лапы.
— Вытряхни сам, Иван Иваныч, — попросил он, не решаясь взять тонкую папироску из протянутого портсигара. — Руки-то у меня не по тому калибру деланы. Только и годятся кружева плести, — пошутил он.
Орлов достал папиросу и передал ее Денисову.
— Покупные?
— Нет. Сам набиваю.
Прикурив от фонаря, инженер надел рукавицы и потер ими щеки.
— Говорят, что на морозе курить вредно, — заметил он. А уральский мороз мне нравится Сырости той нет, что в Питере. Там в десять градусов хуже, чем здесь в тридцать.
— Я вот что соображаю, Иван Иваныч, — сказал Денисов. — Как мы будем шрифт подымать? Груз не малый. Попробовали было колесо повернуть и бросили. Так скрипит проклятое, — мертвых подымет.
Орлов взял фонарь и обошел с ним вокруг колодца.
— Воды надо достать, — посоветовал он, разглядывая один из углов. — Вот эту ложбинку заморозить, и по ней веревка пойдет, как по маслу.
Денисов задумался. Он привык без возражения выполнять распоряжения инженеров и совет Орлова принял, как приказ.
— Легко сказать, воды! В поселке разве попросить? Сказать, что для лошади… — вслух начал размышлять он. — Нет… Это не годится. Пока ходишь, — замерзнет. Не донести. Разве у Сохатого? Там теплый ключ есть. Недалеко тут. Всю зиму не замерзает.
— Где это Сохатый?
— А вот по дороге, где ты шел, немного вперед и налево. Не доходя до «Фокеевской» шахты. Тоже старые разработки, брошенные.
— Откуда здесь может быть теплый ключ? — заинтересовался Орлов.
— А кто его знает? Мы еще когда мальчишками были, все бегали. Вокруг того ключа все ржавчиной покрыто.
— А воду на вкус не пробовал?
— По вкусу на чернила похожа. Пощипывает язык малость.
— Медный купорос, наверно. Но почему он теплый? Это надо будет посмотреть… А приехавший товарищ тоже в шахте? — спросил Орлов, заглядывая в колодец.
— Все там.
— Лезет кто-то…
Денисов подошел к колодцу, посмотрел и отстранил инженера рукой.
— Камышин, — вполголоса сказал он. — Схоронись, Иван Иваныч. Выйди за дверь. Я его уведу,
Орлов вышел за дверь и, проваливаясь по колено в снегу, завернул за угол строения. На высоте головы заметил выпавший из доски сучок. Через круглое, величиной в две копейки, отверстие было видно, что делается внутри.
Денисов после ухода инженера как ни в чем не бывало занялся поисками подходящей посуды для воды. Скоро он нашел большую деревянную бадью, похожую на кадку. Она была тяжелая, — ко дну пристал толстый слой известки; но понятие о тяжести для Медведя было иное, чем у остальных людей. Он повертел ее перед фонарем и, убедившись, что она нигде не просвечивает, похвалил:
— Бадейка что надо!
Из шахты показался Камышин.
— Ну вот и все, — с облегчением сказал он, вылезая из шахты и обращаясь не то к Денисову, не то к самому себе. — Гора с плеч долой, если можно так выразиться. Перемазался-то, боже мой! На кого я похож!
Пока он счищал приставшую к шубе грязь, Денисов помог вылезти Непомнящему и, отойдя с ним в сторонку, рассказал о приходе Орлова, с которым тому необходимо было связаться.
Камышин искоса поглядывал на них и делал вид, что ничего не замечает. Он чувствовал отчуждение, видел, что к нему относятся с недоверием, и это его больно задевало. Но вместо того, чтобы обидеться, как это сделал бы другой человек на его месте, Камышин пытался рассеять это недоверие тем, что все время заводил разговор на политические темы, и сильно надоел Непомнящему.