«Почему, однако, Мухтаров бредит стихами и что это за стихи: «Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах»? Или, например, такая строка: «Шумно оправляя траур оперенья своего». Как угадать по этим строчкам, какие мысли приходят на ум Мухтарову? И почему он произносит только эти стихи? Ни одного другого слова, кроме стихов… А томик иностранных поэтов, который нашли у него? Существует, наверно, какая-то связь между книжкой и этим стихотворным бредом. Но какая?..»
Полковник Осипов несколько раз сам перелистал этот томик стихов, но какое он имел отношение к бреду Мухтарова, установить не смог. Вчера книгу подвергли исследованию в химической лаборатории, но и это не дало никаких результатов. Затем она попала к подполковнику Филину, специалисту по шифрам.
Филин высказал предположение, что одно из стихотворений, видимо, является кодом к тайной переписке. Он даже допускал мысль, что именно этим кодом была зашифрована радиограмма, перехваченная несколько дней назад в районе предполагаемого местонахождения знаменитого международного шпиона, известного под кличкой «Призрак». Догадка Филина не лишена была оснований, так как и сам Осипов предполагал, что агент иностранной разведки Мухтаров, очевидно, предназначался в помощники Призраку: его ведь выследили в поезде, уходившем в Аксакальск, то-есть именно в тот район, где находился Призрак.
Всё могло бы обернуться по-другому, если бы Мухтаров не почувствовал, что за ним следят, и не попытался уйти от преследования, неудачно выпрыгнув из вагона на ходу поезда. Теперь же он лежал в бессознательном состоянии в больнице, и врачи не ручались за его жизнь.
В карманах шпиона обнаружили паспорт на имя Мухтарова, удостоверение и железнодорожный билет до Аксакальска. В чемодане нашли портативную радиостанцию и томик собрания стихотворений иностранных поэтов.
И вот подполковник Филин уже второй день сидел теперь над этим сборником, отыскивая стихотворение, строки из которого произносил в бреду Мухтаров.
Был уже второй час ночи, когда в кабинете Осипова зазвонил телефон. Полковник торопливо схватил трубку, полагая, что звонят из больницы по поводу Мухтарова.
— Разрешите доложить, Афанасий Максимович… — услышал он голос Филина.
Подполковник был сильно контужен на фронте и слегка заикался в минуты волнения.
— Докопались до чего-нибудь? — нетерпеливо спросил его Осипов.
— Так точно. Выяснилось, что Мухтаров произносит в бреду строки из стихотворения «Ворон» Эдгара По…
— И это действительно код? — перебил его Осипов. — Удалось вам прочесть перехваченную шифрограмму?
— Нет, не удалось. Вероятно, стихотворение Эдгара По не имеет никакого отношения к этой шифрограмме.
— Так, так… — разочарованно проговорил полковник. — Сообщение не очень-то радостное…
Едва Осипов положил трубку на рычажки телефонного аппарата, как снова раздался звонок. Полковник почти не сомневался, что на этот раз звонят из больницы. Предчувствие не обмануло.
— Это я, Круглова… — торопливо и сбивчиво докладывала дежурная медсестра.
По её голосу Осипов догадался, что в больнице произошло что-то особенное.
— Знаете, что случилось: Мухтаров умер только что…
— Умер!.. — медленно повторил Осипов.
Надежда как-то разгадать всю историю с помощью Мухтарова теперь рушилась.
— Но неужели он даже перед смертью не пришел в сознание? — поинтересовался Осипов.
— Нет, Афанасий Максимович, — поспешно ответила Круглова. — Только по-прежнему бредил стихами. Может быть, он поэт какой-нибудь?
— Люди такой профессии не бывают поэтами… — убежденно произнес Осипов. — Какие же стихи читал Мухтаров? Всё те же? — поинтересовался он уже без всякой надежды услышать что-нибудь новое.
— Я записала. Сейчас прочту. Только тут тоже всё разрозненные строчки: «Гость какой-то запоздалый у порога моего, гость — и больше ничего». Похоже, Афанасий Максимович, что он всё это сам сочинил, — заключила Круглова. — Наверно, под «гостем» смерть свою имел в виду.
— Это всё, что он произнес?
— Нет, ещё… видно, из другого какого-то стихотворения:
— Прочтите ещё раз, помедленнее! — попросил Осипов и стал торопливо записывать.
«Действительно какие-то загробные строки пришли на память Мухтарову перед смертью», — подумал полковник и, поблагодарив Круглову, набрал номер телефона Филина.
Филин отозвался тотчас же.
— Запишите-ка, пожалуйста, ещё несколько строк стихотворного бреда Мухтарова, — попросил полковник и продиктовал Филину строки, сообщенные медсестрой.
— Первая строка — вернее, две строки — это из «Ворона» Эдгара По, — выслушав Осипова, сказал Филин. — А «Скелеты», видимо, из какого-то другого стихотворения: размер иной. Придется теперь сидеть до утра, перечитывать поэтов, родившихся позже Эдгара По… Всех его предшественников я уже, как говорится, проработал, — добавил он с усмешкой.