Сашка невольно сморщил лоб: «Поймал-таки, словно наш географ!» Он вспомнил школьного учителя, который спрашивал до тех пор, пока не обнаруживал недостаточность знаний какого-либо раздела.
— Надо узнать, — многозначительно произнес Сердюк.
Несколько мгновений Сашка смотрел на него, потом выпрямился по-военному:
— Есть узнать!
— Если надо, то выехать с завода на паровозе.
— Слушаю! Для чего выехать?
— Найди Астафьева, пусть он предупредит руководителей групп. Этой ночью они должны собрать подпольщиков в каменоломне, откуда мы их приведем ко входу в тоннель: Пусть забирают с собой и тех, с кем провели работу. Ясно?
— Всё ясно.
Сердюк набросал радиограмму в штаб.
— А вот это передай радисту — и вечером сюда. Будешь нужен. — И обратился к Тепловой: — Дайте ему свой пистолет, Валя.
Теплова достала из кармана маленький браунинг и торжественно вручила Сашке.
— Не зарвись, Сашок! — сказала она на прощанье.
Спустя час появился Петр и рассказал то, что уже было известно от Сашки, но Сердюк слушал его так же внимательно и не перебивал. Такую проверку полученных сведений он называл «перекрытием агентурных данных».
— На паровозе наш машинист. Сашку уже закопали в уголь в тендере — через часок выедет, — закончил Петр свою краткую информацию. Только пистолет вы напрасно дали — горячеват он, мальчишка.
Теплова вскипела:
— В твоём представлении человек всегда остается таким, каким был, изменений в нем не замечаешь! По манерам да по языку о нём судишь. А он давно не тот. Ведь у него ни одного нарушения дисциплины за последнее время нет. Случай со знаменем на заводской трубе я и за проступок не считаю. Это неплохая инициатива. Я вот ему недавно начала профилактическую нотацию читать, и знаешь, что он мне сказал? «Я всегда помню, что я комсомолец, да ещё подпольщик. Прошло то время, когда, со мной сладу не было». Поверху смотришь на него!
— Тс-с! — погрозил пальцем Сердюк и спросил Прасолова: — Что ещё?
— Немцы всех предупредили, что работать будем до темноты. Расщедрились: паек выдали из консервов — знают, что всё не увезут. Работали бы и ночью, но в темноте боеприпасы грузить опасно, а свет зажигать нельзя. Наши самолеты летают вовсю.
— Видел? встрепенулась Валя.
— Всё утро видим. Ребята и радуются и боятся.
Валя удивилась:
— Чего же боятся?
— Как чего? — Бросят бомбу на склад — и ни рабочих, ни завода. Знаешь, сколько там снарядов и взрывчатки!
— Бомбить не будут, — заверил Сердюк.
— Почему?
— Об этом я давно со штабом договорился. Меня только просили сообщить день, когда гитлеровцы начнут эвакуировать склад. Очевидно, эшелоны на станции разбомбят. Сашка уже потащил радиограмму с пометкой «очень молния».
— Гранат достали, — сказал Петр таким тоном, будто купил их в универмаге.
— Как достали? — насторожился Сердюк.
— Ребята во время погрузки разбили один ящик, уронив его на пол, посмотрели — гранаты. И пошли вооружаться: по одной на брата.
— Это ты всё орудуешь? — сурово спросил Сердюк. — Поймают одного— и всем вам крышка.
Петр улыбнулся:
— Нет, не я, Андрей Васильевич. Инициатива масс.
— Для чего им?
— Узнали, что с завода их не выпустят — ночевать погонят в здание заводоуправления, и решили прорваться.
— Так они и нашу операцию сорвут и их самих выловят.
— Если не сдержим, могут сорвать, — согласился Петр.
Его спокойствие чуть было не вывело Сердюка из себя, но он во-время понял, что это выдержка.
— Некоторые советуют после прорыва не убегать в город, а засесть на заводе, под землей. Нашлись такие, что и про чугуновозный тоннель в мартеновский цех вспомнили.
Сердюк шагал по насосной из угла в угол, заложив руки за спину, озадаченный и взволнованный.
— И вы знаете, Андрей Васильевич, их будет очень трудно отговорить от этого бунта, да и опасно отговаривать. Представьте себе, завтра днем гитлеровцы закончат отгрузку снарядов, оцепят рабочих и прикажут грузиться в эшелоны. Вы можете гарантировать, что этого не случится? Можете?
— Не могу, — буркнул Сердюк, продолжая ходить.
— Были бы пистолеты у них — смогли бы отбиться от фрицев, а из гранаты не выстрелишь. Придется им в вагоны лезть и в Дейтчланд ехать.
— Надо бы точно знать, где сейчас наши. Из стратегических соображений в сводках точно пункты не указываются.
— Трудно судить. Километров сорок-пятьдесят будет. Линия фронта, судя по вспышкам, изогнутая — наши, наверно, пытаются в кольцо взять.
— Если так будут двигаться, то дня через три можно ждать, — вставила Теплова.
— Вы понимаете, в чем суть? — обратился Сердюк к обоим. — Выступим, допустим, мы сегодня ночью, а наши не подоспеют. Мы можем не продержаться. Не выступим — вдруг с утра начнут минировать и взорвут цехи, а мы просидим в норах. Что, по-вашему, делать?
Теплова ничего не ответила, Прасолов молча передернул плечами. Они оба хорошо знали манеру Сердюка: принимая решения, он всегда спрашивал других, как будто сам ничего не знает и ничего не решил.