Мир приключений, 1955 (№1)

— Ну, Воронцов, — обратился к майору Ястребов, когда дверь за Якушкиным закрылась, — ведь важный материал он нам доставил, а? И человек, по-моему, занятный…

— Да, несомненно, — согласился Воронцов, собирая фотографии в пачку. — Я заберу все фото, не возражаете?

— Забирай, забирай, — кивнул Ястребов и протянул ему карточки, которые были у него в руках: — Это для твоего семейного альбома, а мне не к чему… Изучи как следует. Это такие документы, от которых не открутишься…

— Ещё минуточку, товарищ Воронцов, — сказал Стремянной, заметив его выжидательный взгляд, — я только досмотрю эти несколько штук.

Он взял в руки последние три фотографии. На одной из них внимание его почему-то привлекла фигура уже немолодого немецкого офицера, плотного, с высоко поднятыми плечами. Офицер смотрел куда-то в сторону, и фигура его была несколько заслонена широким кожаным регланом эсэсовского генерала, обращающеюся с речью к толпе, понуро стоящей перед зданием городской управы. Что-то в облике этого офицера показалось Стремянному знакомым. Где он его видел?.. И вдруг в памяти у него возникли те двое пленных, которых он заметил сегодня утром на улице города. Тот, постарше, с поднятым воротником и в темных очках!..

Стремянной быстро вышел из комнаты, спрыгнул с высокого крыльца и нагнал Якушкина в ту минуту, когда фотограф расспрашивал часового у ворот, как пройти к продовольственному складу.

— Товарищ Якушкин! А товарищ Якушкин! — окликнул Стремянной. — Скажите-ка мне, кто это такой? Вы не знаете?.. Да нет, не этот. Вон тот, позади.

Якушкин поправил очки и взял из рук Стремянного фотографию.

— А!.. Я думал, вы спрашиваете про этого оратора в реглане. Это Курт Мейер, начальник гестапо, а тот позади — бургомистр Блинов. Знаменитость в своем роде…

— Бургомистр? Почему же он в немецкой форме?

— А гитлеровцы ему разрешили. В последнее время он только и ходил во всем офицерском.

— Спасибо!

Стремянной быстро возвратился к себе и вызвал по телефону военную комендатуру города.

— У телефона комендант — майор Теплухин!

— Товарищ майор, — быстро сказал Стремянной, — часа три назад к вам должны были привести двух пленных офицеров… Одного? Нет, двоих… Один из них такой коренастый, в темных очках. Где он?.. Нет, не хромой, а другой… Сбежал? Как же это вы допустили, чорт вас совсем возьми!.. Да вы знаете, кто от вас сбежал? Бургомистр! Предатель! Он такой же немец, как мы с вами!.. Найти во что бы то ни стало! Слышите? Повторите приказание!

Майор Теплухин повторил в трубку приказание. Стремянной сейчас же распорядился, чтобы в городе тщательно проверялись пропуска и чтобы количество патрулей было увеличено. Потом он рассказал о происшествии Воронцову, отдал ему фото и, когда Воронцов ушел к себе, снова принялся за работу. Но ему не работалось. «Странное дело, как он врезался в память, этот сегодняшний эсэсовец, — думал Стремянной, раздраженно шагая из угла в угол. — Вижу в первый раз, а вот поди ты!..»

УДИВИТЕЛЬНОЕ ИЗВЕСТИЕ

В этот вечер вся энергия движка, который обычно освещал штаб дивизии, была отдана госпиталю и типографии, где печатался первый номер газеты освобожденного города.

…За большим столом, покрытым за неимением скатерти простыней и уставленным бутылками, банками консервов, тарелками с колбасой, шпигом и дымящейся вареной картошкой, сидел виновник торжества генерал Ястребов, правда ещё со знаками отличия полковника, потому что Военторг никак не мог предусмотреть, что производство полковника Ястребова в генералы произойдет так быстро. Вокруг стола на табуретках, стульях и опрокинутых ящиках сидели замполит Корнеев, Стремянной, которого то и дело вызывали к телефону, Громов и Иванов, оба усталые, полные впечатлений от большого дня — они сегодня осмотрели весь город, говорили с десятками людей, и только теперь перед ними стало понемногу вырисовываться всё то, что предстоит им сделать в этом сильно разрушенном врагом городе.

Комната, в которой они сидели, освещалась неверным желтоватым светом нескольких стеариновых свечей, расставленных на столе между бутылками и банками.

За стеной штаб дивизии жил своей обычной напряженной и деловой жизнью. Слышались голоса телефонистов: «Волга слушает!», «Днепр, Днепр, отвечайте пятьдесят шестому!» То и дело хлопала дверь. Стучали каблуки. Оранжевые языки пламени на свечах метались, чадили, и тени голов расплывались по стенам.

Когда собравшиеся наполнили стаканы, Ястребов встал. Встали и все, кто был за столом.

Ястребов сказал: