Мир приключений, 1929 № 03 - 04

С трудом ступая на обожженные ноги, он дотащился до табурета и передвинул его в угол стены, чтобы дать больше устойчивости телу. Затем, преодолевая страдания, сжав зубы, чуть не плача от боли, вскарабкался на шаткую деревянную площадку и встал на ноги. Он вспомнил вдруг свою недавнюю жертву, как она спасалась на колодку, предусмотрительно поставленную посреди резервуара. Ему почудилось что-то странное в этом сопоставлении, какая-то дьявольская насмешка судьбы. Но еще раз взял он себя в руки и отбросил назойливые мысли. Нелепая фантастика, игра возбужденных нервов. Сейчас надо думать об одном и даже не думать, а только делать — долбить, долбить, пока еще могут пальцы держать молоток.

И он принялся в третий раз за свою работу, выбрав место в стене недалеко от угла. Он весь как-то сжался, стиснул зубы и, не оглядываясь назад, наносил удары. Они падали один за другим частые, гулкие, упорные, под ними сыпалась белая и красная пыль, и отчетливо слышно было ее шуршание в напряженной тишине, становившейся с каждой минутой непереносимее. Казалось даже, что самое страшное это не то, что творится там, за спиной, на каменном полу, куда он боится оглянуться, а именно эта грызущая, убийственная тишина. И он бил по стене с остервенением, шепча проклятия сквозь стиснутые зубы, борясь гулом ударов с пугающим молчанием. Он уже потерял сознание времени в этом неустанном напряжении, когда снова шум под ногами заставил его взглянуть вниз.

Это крысы бегали от угла к табурету, тыкались головами в молчаливые стены с жалобным писком. Газ поднялся до уровня стола и, обжигая их, полз клочьями по его поверхности.

Штеккер опустил руки и только теперь почувствовал, насколько он утомлен и разбит этой лихорадочной работой. Все тело было в поту, мокрые волосы падали на глаза, пальцы дрожали от напряжения и еде держали молоток. Сердце стучало больными толчками, легким не хватало воздуху. Он машинально следил глазами за суетой загнанных животных и вдруг вздрогнул. Крысы остановились у табурета и, подгоняемые болью, начали карабкаться по деревянным ножкам. Еще секунда и одна из них, добравшись до верху, в слепом ужасе бросилась на человека и, цепляясь за костюм, стала взбираться по ногам, по туловищу, все дальше к голове.

Штеккер закричал от страха и отвращения и свободной рукой схватил вздрагивающее тельце.

Крыса забилась под его пальцами с жалобным писком и впилась зубами в мякоть ладони. Он оторвал ее от себя и швырнул в угол комнаты, потом ногой стал сбивать второе животное, копошившееся на табурете и увертывавшееся от ударов. Табурет качался и грозил каждую секунду опрокинуться в этой молчаливой упорной борьбе. Наконец ударом носка он подбросил крысу в воздух, и, описав дугу, она погрузилась в студень, лежавший под ногами, и исчезла.

_{…Крыса забилась под его пальцами и впилась　зубами в мякоть ладони…}

Штеккер облокотился об угол стены, задыхаясь и дрожа с головы до ног. Силы его покидали, он с трудом мог стоять. Казалось, что дощечка, на которой он нашел спасенье, подымалась и опускалась ритмическим движением.

— Ну, что же? Продолжать работу дальше? Поздно… Газ настигнет его раньше, чем он сделает половину дела. К тому же он чувствовал, что не может двинуть рукой, что мускулы отказываются действовать.

Глаза его машинально приковались к огню лампочки, точно она гипнотизировала его своим немигающим светом. Мысли путались, он терял сознание действительности. И вдруг случилось что-то новое, что он даже не сразу понял в своей странной летаргии: свет погас… Штеккера окутал непроглядный мрак, в котором клубился близко под ногами смертный туман.

Полная, всеохватывающая, мертвая тишина…

Несколько секунд он растерянно вглядывался в непроницаемую темень, думая, что он стал жертвой галлюцинации, что нужно только сделать над собой усилие, чтобы совладать с нервами и заставить себя снова увидеть свет. Но все попытки оказались тщетными. Это не был оптический обман. Лампочка погасла, в этом тоже виноват был газ, нарушивший где-нибудь неплотный контакт, а может быть она просто перегорела. Штеккер стоял неподвижно на своем шатком убежище, оглушенный ужасом случившегося.

Теперь он не мог даже видеть, как подбирается к нему то неумолимое, что колышется где-то тут, под ногами, — близко ли, далеко ли, он не мог теперь этого знать. Подымается ли оно? А может быть остановилось? Может быть волна начала спадать и возможно еще спасение?