— Оставьте мой портфель в покое! Зачем он вам? — Козин вырвал портфель из рук казначея.
— Извините… может быть по ошибке… Или у вас… — он потянулся за портфелем Прова Провыча.
— Здесь только грязное белье. Ведь вы же знаете, я на заседание прямо из бани, — сказал Жила, овладевая своим портфелем.
— Товарищи, милые… Я верно, по ошибке… Сунул к вам… или к вам, Пров Провыч…
— Да что сунули то?
— Пачку… Пачку с червонцами… Тут столько разных свертков… II столько портфелей…
— Только три, — прищурился Жила. — Зачем вам совать в чужие?.. Вы казначей и деньги у вас… нет, вы эти шуточки бросьте, не маленькие…
Архангелов дико уставился на приятелей, потом что-то сообразил и ненатурально рассмеялся:
— Шутники!.. Вот шутники!.. Спрятали… Хорошая шутка, честное слово… как в театре… фу, а я-то испугался!. Сердце — ни к чорту… и нервы, вообще… Ну, пошутили и кончено… Давайте деньги и по домам. Окончательно и бесповоротно, друзья мои, деньги я забираю с собой… Давайте!..
— Шутник, ваше благородие! Хе-хе! — ядовито хихикал Жила. — Вот актер настоящий… А? Николай Нилыч? Прямо — что твой Чехов… Прибрал денежки в карман, а другие ищет. Пойдемте, Николай Нилыч, пока в грязную историю не вляпались…
— Безобразно и не честно! — рассердился Козин и резко двинулся к двери.
— Не пущу! — закричал Архангелов — Это… Это грабеж!..
— Что?.. Как вы сказали?..
— Деньги на стол!.. Не пущу!.. В милицию звонить буду!.. — кричал Архангелов, дрожащими руками закрывая дверь на ключ и пряча ключ в карман.
— Вы что, голубчик, с ума спятили? — переминались члены правления. — Ведь деньги сейчас у вас в руках были? Если вы серьезно — извольте, смотрите…
Козин выкладывал из портфеля бумаги на стол. Потом выгрузил все из карманов, даже выворотил их.
Жила у самого носа казначея тряс свое сильно заношенное белье и мокрую мочалку:
— Голубчик, очнитесь… Да если вы серьезно — на те… Постойте, да не забрал ли управдом по ошибке?
— Эх, хватились, Пров Провыч!.. Управдом еще когда ушел.
— После того этот ненормальный десять раз свою пачку по разным местам перекладывал… Ну-ка, вспомните, Иван Иваныч, куда вы еще совали?
Долго звонил телефон, затем умолк. Потом стучали в дверь. Никто из присутствовавших не обращал на это внимания, занятый поисками неизвестно куда исчезнувшей пачки с червонцами. За дверью надрывалась жена Архангелова:
— Открой же, Ваня! Что за безобразие, запираться от своих!.. — Иван Иванович хотел открыть дверь. Козин и Жила снова переглянулись. Жила стал к двери спиной:
— Извините, уважаемый, теперь уже мы не позволим открыть дверь; пока пропажа не найдется, ни сюда никто не должен входить, ни отсюда никого не выпустим..
— Маничка, — кричал через дверь казначей, — ложись, милая, спать!..
— Дрожайшая Марья Кирилловна, — сладеньким голоском кричал Пров Провыч, — зайдите, пожалуйста, к моей супруге, предупредите, что я задержусь…
— И к моей заодно, — попросил Козин.
— Вы можете по телефону, а у меня телефона нет.
— К телефону не позволю подходить, — волновался Архангелов. — Чтоб без сомнения… А вдруг, какой-нибудь условный знак?..
Чтобы успокоить казначея, решили снять трубку. Снова принялись за поиски. Обе комнаты были перевернуты вверх дном десятки раз. Снимали и вешали на место портреты вождей. Выгребли весь мусор из двух печей. Даже выстукивали обои и пытались поднимать половицы, как на грех пригнанные чрезвычайно прочно. Окна не размазывались все лето, форточек не было и потому передача денег кем-либо неизвестному сообщнику с воли совершенно исключалась. По предложению Жилы, щеголявшего чистым бельем, все поочередно разоблачались до нитки. Червонцы как в воду канули.
Утомленные, выбившиеся из сил, потерявшие способность соображать, расселись по разным углам. Наступило долгое, жуткое молчание, насыщенное взаимным подозрением, недоверием и злобой.
— Тюрьма! — изредка вздыхал Жила.
— Расстрел! — бескровными губами шевелил казначей.
— Позор! — стонал Козин.
Приходила жена Козина, стучала в дверь.
— Заседаем! — зло крикнул Николай Нилыч.
— Заседаем, Анна Силична! — в один голос подтвердили двое остальных.
Когда Козина ушла, Жиле пришло в голову, что хорошо бы вызвать Мымрина, у которого, как на зло, не было в квартире телефона.
— Управдом и без телефона! — возмущался Козин. — Провести ему на жилищный счет и все тут!..
— Да я из своих готов заплатить, только бы… стонал казначей.
— Да… Мымрин в два счета разобрал бы все… Что же, подождем…
Решили ждать. Чего? Никто хорошенько не отдавал отчета себе. Быть может — чуда. Быть может — озарения. Каждый понимал, что деньги здесь, в этих двух комнатах, и каждый подозревал двоих других в некрасивом поступке, в желании подвести товарищей.
«Ведь, лежат где-нибудь!.. О, если бы знать!» — думал казначей все об одном в том же, так как окончательно потерял способность думать о чем-нибудь другом.
— Придумал! — хрипло сказал Козин, когда молчание сделалось совершенно непереносным.
— Что придумали? — вместе спросили двое других.