Ночью были слышны отчетливые подземные гулы. В неустойчивые души ползла безликая паника. Кое-кто был склонен свалить надвигающееся несчастье на Квача, как слишком тяжеловесного для нашей субтильной планетки. Такое обвинение являлось, конечно, явной натяжкой на взгляд солидно мыслящих людей. В том числе и на мой.
После очень беспокойной ночи я сидел на пляже, в тени утеса, и любовался безмятежной водной голубизной. Шум осыпающихся камней сзади заставил меня вскочить на ноги. Сначала мне показалось, будто от утеса отделился внушительный массив с прилипнувшей к нему лозинкой. Массив катился на меня. Я в испуге попятился.
Спустя несколько секунд, массив оказался Квачем, лозинка — незнакомой мне девушкой. Массив вел лозинку под локоток. Выяснив свою ошибку, я облегченно вздохнул.
С минуту Квач и девушка стояли молча возле меня. Утомленный поспешной ходьбой, Квач тяжело дышал, его необъятная глыба взволнованно колыхалась, из глубин массива долетали звуки, весьма схожие с подземными гулами. Девушка стояла неподвижно, как неживая. На обоях были купальные костюмы: на нем — какой-то необъятный желтый мешок, на ней — нечто полосатое, зеленое с белым. Тонкая и гибкая, она удивительно напоминала лозинку со снятой поясками кожицей. Такие полосатые палочки часто можно видеть у детей дачников.
Когда Квач получил способность двигать челюстями, он сказал:
— Не знакомы? Безэа…
Девушка слегка кивнула мне головкой.
— Как?.. — я удивленно взглянул на Квача.
— Безэа!.. Не понимаешь?
Я покачал головой:
— Это что же, имя? фамилия?..
— Ни то, ни се, — кличка… Ну, я лег, а вы — как хотите…
Он сел на песок и стал похож на куль, начиненный какою-то студенистой массой. Шутники, бывшие очевидцами туалета Квача, клялись мне, будто услужающая Квачу женщина укладывает его в платье большой ложкой, по частям. Сейчас я не видел в этом ни малейшей натяжки.
Квач сопел и сонно почмокивал губами. Я беседовал в девушкой:
— Мне хотелось бы знать ваше настоящее имя…
— К чему? Ведь Квач сказал вам…
— Такая замысловатая кличка подходит больше самому Квачу, но аналогии с известным блюдом… К тому же, по кличке зовут только налетчиков…
Девушка улыбнулась.
— Я ненавижу и свое имя, и свою фамилию.
— Почему? Неблагозвучны?..
— Нет… не то… Здесь нечто иное… Люди обычно не любят своих имен, если они вызывают какую нибудь смешную ассоциацию. Со мной не то… Мое настоящее имя и фамилия довольно звучны, но… они не для меня… Одни малюсенький пустячен, обесцветивший всю мою жизнь, заставляет меня ненавидеть и свое имя… Слишком тяжелый осадок оно оставляет… Мое имя звучит для меня… как отходная для безнадежно больного. Я люблю все на свете нежною и тихою любовью, все, за исключением двух вещей: своего имени и вот этого субъекта… Квача… Хотя он и был когда-то моим мужем…
Квач сочно почмокал губами и подставил палящему солнцу затененную часть своего необъятного желе.
Минуту мне казалось, будто девушка издевается надо мною, однако, облачко печали, скользнувшее по ее лицу, успокоило мои сомнения.
— Квач — ваш муж?..
— Бывший. Это несчастье случилось несколько лет назад.
— Извините, но сколько же лет вам сейчас?
— Двадцать семь.
— Вам можно дать восемнадцать, не более.
Девушка печально улыбнулась и вздохнула.
— Двадцать семь… Вся жизнь позади… Не смейтесь, я это сознаю без особой боли в душе. Я вполне убеждена, если человек до двадцати семи лет не сделал в жизни ничего, не нашел своего места — это конченный человек. Вот взгляните на Квача: он свое место в жизни знает. Сейчас он — спец в каком-то весьма сложном деле, спец, ценимый чуть ли не на вес золота. Два года назад он был спецом в иной области и тоже ценился весьма высоко. Как я его знаю — это уже двадцать девятая специальность Квача, и всюду он на своем месте, всюду он желателен, он особа, так как вытесняет столько-то десятков кубических футов воздуха, а это — очень солидно для делового кабинета. Квач — нечто. Хотя по своим мыслительным способностям он и не далеко ушел от тех студенистых медуз, что в таком изобилии плавают в взбаломученной воде, зато по умению найти свое место, свою впадинку и жизни — Квач чемпион вселенной…
Квач смачно пошлепал губами и недовольно сказал:
— Отстань, Безэшка, надоело… А то я тебя объясню и того чище… Вообще довольно пустословия. Пользуйтесь солнечной ванной, пока можно…
Женщина, с ненавистью поглядывая на тушу Квача, тянула с беспощадной утонченностью пытки: