Мир приключений, 1928 № 07

Трудно сказать, до чего дошли бы наши друзья, опечаленные крушением локтекусательной идеи, если бы администрация Дворца Голодного Ума не вызвала их в известный нам городок на Волге. Приближалось время экзаменов для питомцев Дворца.

Когда Ряхин и Иван Гаврилович прибыли на место, они были изумлены картиной жизни в этом святилище науки. Повсюду лениво бродили раскормленные, ожиревшие фигуры с тупыми, сонными, лоснящимися физиономиями. Кричали и переругивались сварливые, расплывшиеся женщины. Пищали беспризорные, лишенные ухода, грудные младенцы. В лабораториях сушилось белье. Кое где играли в кегли и на биллиардах, кое-где шли оживленные танцы с обильной выпивкой. Администрация, разжиревшая не в пример прочим, на все вопросы только разводила руками и что-то бормотала о непригодности климата для успехов мысли. По ее мнению, Дворец Голодного Ума следовало передвинуть южнее, куда-нибудь в Крым, и значительно увеличить сроки для усовершенствования изобретателей.

_{В святилище пауки лениво бродили теперь раскормленные,　 ожиревшие фигуры с тупыми, сонными физиономиями…}

При проверке успехов гениев, основатели Дворца очутились как бы в роли подсудимых. На них набрасывались, как на эксплоататоров чужого мозга, предлагали попробовать изобрести что-нибудь самим, а не загребать жар чужими руками, упрекали в недомыслии, выразившемся в неудачном выборе местности, в скаредности, не позволяющей работникам мысли пользоваться самым необходимым, например, солидным выбором вин излюбленной марки, скаредности, от которой страдали сложные процессы творчества и т. п. В заключение, все пансионеры, как по уговору, потребовали увеличения срока для завершения своих работ от десяти до двадцати лет.

Наши друзья, не обмолвившись ни единым словом, пришли к одному и тому же выводу: голодный ум, будучи упитан и избалован праздностью, перестает быть творческим. Этот момент сыграл роль поворотного круга в жизни Ивана Гавриловича. Недалекий миллионер, осмыслив эту простую истину, начинает перерождаться в другого человека

Что касается Ряхина, для него на первом плане стоял опыт, проба, эксперимент. Он получил возможность лишний раз заглянуть во внутренний механизм человека, проверить его движущие пружинки, и остался доволен. Для него не важно было, в каком объеме, в каком масштабе вести опыты, лишь бы вести. Когда у него не будет средств на большее, он примется дрессировать ежа или анатомировать лягушку. Про людей, подобных Ряхину, говорят, будто они родятся в сорочках. Они носят внутри себя то, что называется счастьем, то-есть — полное внутреннее удовлетворение, способность пользоваться радостью жизни при всяких условиях и во всяких обстоятельствах. Кроме всего, такие счастливцы обладают секретом заражать своей жизнерадостностью тех, кто близко с ними соприкасается. Они — настоящие люди.

Рассказчик замолчал и подбросил в костер кедровых ветвей. Эта жертва огню ярко вспыхнула, окрасила отблеском багрянца группу полураздетых людей, застывших в свободных, непринужденных позах. Никто не пошевелился. Вся группа казалась прочно вылитой из меди, только глаза, зажженные жадным любопытством, лучились по живому. Молчание несколько затянулось. Наконец, горбун, сидевший в позе собирающейся прыгнуть лягушки, не вытерпел и спросил:

— А где он теперь, этот… Ряхин?

Мирон улыбнулся.

— Вот видите… я так и думал, что главным действующим лицом в моем рассказе является не сам миллионер, а именно он, Ряхин. Ряхин сейчас… Впрочем я доскажу все по порядку. Постараюсь быть краток, главное мною все сказано.

Ученые болтают, будто наша Земля бегает по какому-то кругу, на манер шарика, который катится по ободу колеса. И будто ровно через год возвращается к тому месту, откуда вышла год назад.

Так вот, пока эта вертушка Земля успела сделать свой полный круг, Ряхин сумел освободить богатого наследника от его обузы. Именно — ровно в год. Хотя и по истечении этого срока наши герои продолжали пользоваться некоторым кредитом, на самом деле их миллионы улетучились. Они были свободны.

Теперь представьте себе паршивенькое внутреннее море и паршивенький пароходишко. Стоит душная летняя ночь, и светит полная самодовольная луна. Пассажиры, не торгующие поэзией в разнос, спят, кто где попало. На палубе только две бодрствующие фигуры, да и те больше похожи на надгробные памятники, чем на живых людей. Эти двое — наши старые знакомцы. Друзья стоят, перегнувшись через борт, и наблюдают, как из-под ленивого парохода убегают ленивые волны. Думают ли они о чем-нибудь? Думают. И, как увидим из дальнейшего, об одном и том же.

Молчание нарушает Иван Гаврилович:

— Ты подсчитывал?

— Подсчитывал, — сразу отвечает Ряхин.

— И что же?

— Да по моему — в чистую. Даже как будто переборщили слегка, так, миллиончика на полтора. Хотя, если продать кое-какую недвижимость, — наверное удастся свести концы… Впрочем, без сложной бухгалтерии тут не разберешься… Как это называется? Дебет… кредит… Надо специалистов…

— Плюнь…