— Ну, говорит, Микита, то-то же… Так вот… Одначе без выкупа тоже отпустить не приходится… Только что ж нам взять с панночки? Разве вот что. Панночка танцовать умеет… Эй, где наши музыканты?.. Берите-ка бандуры и сопелки… Жарьте казачка, а мы с панночкой станцуем.
Затреньбренькали бандуры, заиграли дудки… Кругом все хлопцы притоптывать начали. На что уж я, говорит, Юхим, а и я не утерпел, стою и притоптую…
Микита вышел в круг, орлом подлетел к панночке.
— Проше, говорит, панна Церера…
Панночка посмотрела на отца… Сначала как-то несмело, точно ей было стыдно чего, пошла… А потом… потом… Никита такие выкрутасы выделывел, что мертвый бы и тог стал танцовать!. Не вытерпела и панночка… Танцуют вдвоем, прямо небу жарко… А потом Микита как подскочит к панночке.
— Вижу, говорит Юхим, обнял он ее, точно в себя вобрать хотел, прямо впился ей в самые губы и точно замер. Потом оттолкнул, махнул рукой и сказал — ну, теперь с богом, поезжайте на бал…
Конечно, какой там бал!.. Сели паны в свою карету и домой!
— Долго, говорит Юхнм, молчали… Пан граф даже отвернулся от дочери. И когда уже подъезжали к замку, панночка говорит:
— Папенька, говорит, ведь я же не виновата. Этот разбойник насильно меня поцеловал.
А граф ей:
— Насильно, насильно… А почему, говорит, все время говорила: «ах, ах, ах»…
И, правда! Ох уж это женское сословие!.. Им бы только танцовать да целоваться… И порцеленовая чашечка с горшком может поцеловаться… А вы, думаете, не бывает?.. Исповедал я тут одну пани… Ой, прости господи, что ж это я чуть не согрешил, чуть было тайну исповеди не открыл… О, господи, господи…»
На этом кончается последний мой мешочек… Какая досада, что киевская фруктовщица приобрела не всю партию. Оказывается, остальные мешки ее поставщик продал в другую лавочку, но куда — она не знает.
ГЛУБИНА МАРАКОТА