Мир приключений, 1927 № 07

Он напрасно искал в ее лице следов грусти. Оно все сияло радостью.

— Знаешь, тебе придется найти другую Бониту, — сказала она, — я не могла бы любить тебя так, как его. Ведь, ты уже старый.

Дон Боб наклонился неловким движением поцеловал ее.

— Ложись спать, Бонита, — сказал он, — утром мы еще поговорим.

На заре дон Боб сошел с лошади возле хижины Педро. Когда он вошел, юноша поднялся на локте и лицо его побледнело.

— Бонита сказала мне, — произнес дон Боб.

Крик застрял в горле юноши. Дон Боб покачал головой.

— Я не сделал ей вреда, — я пришел сюда.

— Вы правы, что хотите убить меня, а не ее, — голос юноши дрожал.

Дон Боб закурил папиросу.

— Нет, Педро, я просто уезжаю отсюда. У вас с Бонитой остаются деньги, вы купите себе свиней и корову и будете счастливы.

Юноша плохо понимал, но схватил большую волосатую руку мужчины в трепетно спросил:

— Но почему?

— Потому, что мне так нравится. Но, главным образом, мне не хочется огорчать черноглазую девочку.

Он вскочил на седло, когда первые лучи солнца коснулись долины.

Дон Боб остановился у дверей дома. Бонита выбежала к нему навстречу.

— Я уезжаю, — сказал он почти весело, — но тебя оставляю в хороших руках.

Он поиграл поводом.

— Может быть, ты когда-нибудь поймешь, а, может быть, и нет. Мы оба с тобой ни слишком хорошие, ни слишком плохие люди. Но есть люди, которые смотрят на жизнь светлыми глазами, а другие спотыкаются, как во мраке. Я — как раз из них. Я похож на маленького мальчика, который плачет и сердится потому, что не может получить луну.

Бонита смотрела на него и в глазах ее был новый свет.

— А, может быть, я понимаю, — шепнула она. — Я лежала и думала про вас всю ночь. Мне кажется, что я люблю вас, только не так, как вы хотите. А если бы и так любила, так скоро бы вам надоела.

Она всхлипнула и погладила ему руку.

Стук копыт удалялся и, наконец, совсем умолк.

В кустах чирикала птичка. Начался новый день, несущий людям свои дары любви и печалей, ненависти и радостей.

…………………..

УХОДЯЩИЕ ТЕНИ

Рассказ Ады Карвер

Перевод К. Залесского,

Иллюстрации Н. М. Кочергина

Мало по малу время изменяло все. Старая, кочковатая дорога, шедшая вдоль по реке Кэну, была заброшена. Теперь проезжая дорога перерезала болота и поля, полные злаков, и не желала следовать капризам реки. Старой Генриетте дорога эта казалась беспокойной и страшной. Она даже пробивала себе путь через дворы частных владений, стирая с липа земли старые границы: дубы, апельсинные деревья и сучковатые мирты с отягощенными цветом ветвями — деревья, под которыми в былые дни за Генриеттой ухаживали и где овладели когда-то ее сердцем.

Остров Бревель, на котором живут французские мулаты, не похож на одинокие, заброшенные острова, затерянные среди океана. С огибающей его рекой остров похож на девушку в объятьях возлюбленного, молящего ее о любви на веки — лежи тихо, обожаемая моя. Разве не обнимают тебя мои руки? Разве не слышишь ты биение моего сердца? Прими дары, которые я принес тебе, цветы и плоды, которые я положил к твоим ногам. Ты округла и сияешь, как солнце, ты прекраснее, чем день…

Молодежь на острове Бревель была очень довольна переменами и внесенным ими оживлением. Теперь она могла в длинные летние вечера уезжать на автомобилях в город или ходить в кинематограф на горе.

— Да нет же, мы не разговариваем с этими неграми, — уверяли они старую Генриетту. — Нам нечего делать с этими чернокожими.

Но все это печалило Генриетту. Ее народ целыми поколениями охранял свою кровь. Презираемые белокожими, презирая чернокожих, мулаты держались особняком. Но теперь все изменилось. Что-то такое было в воздухе…

В пышной черной юбке, с черной косынкой на голове сидела Генриетта на галлерее дома и смотрела на шоссейную дорогу, прямую, белую и бесконечную, манившую к себе молодежь… Вот и люди теперь не умирают, как прежде. Бывало они, умирая, ложились в кровать и успевали причаститься и получить отпущение грехов. Теперь же умирают где и как попало, раздавленные поездами иди автомобилями, мчащимися по проезжей дороге. Неудивительно, что хоронят часто наспех, без торжественности, без звона колоколов, не говоря уже о плакальщицах!

Генриетта и ее приятельница, старая, толстая Жозелина Ремон были единственными плакальщицами, оставшимися на острове Бревель. Было время, когда без плакальщицы нельзя было обойтись, как и без священника, когда ни одного порядочного человека не хоронили без женщин, профессионально оплакивающих умершего. В те дни к Генриетте и Жозефине относились с большим уважением: им предоставлялось почетное место за столом, лучшее кресло у камина и самая удобная скамья в церкви. Но теперь плакальщиц не приглашают и самим приходится предлагать свои услуги. Люди теперь, кажется, потеряли страх и почтение перед смертью.