Мир приключений, 1927 № 03

Нан-нук удивлялся, как сильно смутило его это утреннее известие. Ему еще никогда не приходило в голойу, что Оо-лай-ю значит для него более, чем другие девушки. Он был так глубоко озабочен, что не заметил слабого движения воды в дыре, вызванного приближением тюленя. Ударив острогой слишком поздно, когда зверь нырнул, он упустил его. Это было непростительной небрежностью для человека, который, подобно Нан-нуку, гордился, что он искусный охотник за тюленями.

Возвращаясь в юрту, он все продолжал думать о смутившем его известии. В конце концов было не мало других девушек кроме Оо-лай-ю; например, Коо-ли-тей и Килло-бар, — дочери старого Айу, — и рва-лу, дочь Пан-лу. Если бы он взял одну из них, он, конечно, должен был бы отработать за нее отцу в течение года, но Это было бы не хуже, чем работать на Ак-ша-ду. Нан-нук не думал, что Оо-лай-ю особенно мечтала о нем: когда окрестная молодежь проживала вместе в общей юрте прошлой весной, она кокетничала и терлась носами с Канч-о и Паниг-па, да и с другими, равно как и он проделывал это с Эва-лу, с Килло-бар и с Коо-ли-тей.

Придя в юрту, он тотчас заметил, что Оо-ла-ю только что перед тем плакала, и, выждав ухода старухи-матери, спросил ее о причине слез. Она пристально посмотрела на него и снова заплакала.

— Я не хочу выходить за Канч-о; я хочу быть твоей женой, — рыдала она.

Эскимосские девушки в таких случаях очень непосредственны в изъявлении своих чувств. Но возвращение старухи положило конец дальнейшим излияниям. Оо-ла-ю не смела далеко заходить в своем сопротивлении родительской воле.

Потом все сознательные размышления Нан-нука спутались. Он чувствовал только, что никогда во всю свою жизнь ни к чему так сильно не стремился, как к обладанию Оо-ла-ю, и смутное сознание огромной несправедливости овладело всем его существом. Будь Нан-нук цивилизованным человеком, он дал бы себе отчет, что он влюблен, а теперь он только изумлялся своему глубокому смущению, стараясь понять причину потери аппетита, что было, действительно, тревожным симптомом для здорового эскимосского юноши. Он смущенно раздумывал об этом, вспоминая других девушек и удивляясь, почему его так не тянуло ни к одной из них. Наконец, он заснул.

II.

Итак, Канч-о присоединился к партии Ак-ша-ду. Он пришел с небольшими санями и четырьмя собаками, и все они отправились вместе на медвежью охоту, при чем разумелось само собою, что по возвращении он получит в жены Оо-лай-ю. Ак-ша-ду тщательно выговорил, что Канч-о должен оставаться у него в течение года, принимая постоянное участие в ловле пушнины.

— Вот как он тебя ценит, — с горечью заметил Нан-нук Оо-лай-ю, — в несколько лисьих шкур, да одного-двух медведей.

Не будем рассказывать, что случилось с охотниками за первые две-три недели до того дня, когда они, разбивая лагерь, напали на три медвежьих следа и, идя по ним далеко но льду, наконец нашли и убили зверей неподалеку от пловучих льдов в Дэвисовом проливе. Они поставили юрту, содрали кожи со своей добычи, накормили собак и, после обильного угощения молодой медвежатиной, легли и заснули тяжелым сном.

На следующее утро они увидели, что льдина, на которой они расположились становищем, оторвалась за ночь от материкового льда и присоединилась к плавучим. Водный корридор в полмили шириною отделял их от твердой земли.

Много смелых охотников гибнет так на дальнем Севере.

Пока они были еще в безопасности: скопления льдов держались вместе плотной массой на много миль кругом; но они знали, что рано или поздно ветры и течения отнесут эти льды и очистят дорогу свободной воде, которая быстро разрушит их ледяное убежище.

Канч-о выказал себя далеко не с лучшей стороны в том опасном положении, в каком находились теперь охотники: он угрюмо сидел в юрте большую часть дня. Между тем Нан-нук был неутомим, производил отдаленные разведки по опасным плавучим льдам в поисках за тюленями, и однажды даже добыл медведя. Благодаря его заботам, охотники просуществовали три недели, перекочевывая с места на место и переставляя юрту, когда возникала опасность, что лед, на котором находился лагерь, уплывет в открытое море. Хотя по летам и моложе Канч-о, Нан-нук руководил всем и совещался со старым Ак-ша-ду, как с равным. Старик мрачно смотрел на их шансы на спасение. По его мнению, им вряд ли было суждено опять выбраться на твердую землю. У него начало складываться далеко невысокое мнение о будущем зяте, что он и высказывал иногда потихоньку своей старухе. Впрочем, он дал слово Канч-о, да, к тому же, они теперь все равно должны были погибнуть так или иначе.

Нан-нук и Оо-лай-ю случалось теперь часто бывать наедине друг с другом: они предпринимали длившиеся по несколько дней поездки на собаках в поисках за тюленями, и немало любовных сцен с прижиманием носами происходило между ними, когда их юрта скрывалась из виду.

— Ты должна быть моею женой, — говорил Нан-нук, — через год или два у меня будут свои сани и собаки; я украду тебя у Каич-о, и мы уедем далеко в страну Иг-лу-льют.

И она, презиравшая и ненавидевшая теперь Канч-о, соглашалась на эту отчаянную меру.