Дом снова зажужжал. Жужжание скоро перешло в рев. Указатель измерительного аппарата поднимался со стремительной быстротой. Стотысячные мчались друг за другом без перерыва.
— Миллион вольт! — взволнованно сказала пораженная Мабель.
Верндт выключил.
— Я довожу ток до двух миллионов. Это напряжение, достаточное для опыта. Вы потом увидите все это в полном действии. Вам ясен принцип? Вы понимаете?
Мабель смотрела на него блестящими глазами.
— Понимаю, учитель, что мой муж вас обожает. Я тоже должна…. — добавила она, слегка краснея.
Инженер почти мечтательно смотрел мимо нее.
— Я только продолжаю то, что начали другие… Но пора приступать и к опыту! Опустите, пожалуйста, ваши капюшоны и следуйте за мной в стальной шкаф.
Он крепко закрыл дверь и извнутри стал нагревать печь. Эволюция метеора была такая же точно, как и при первом опыте. Почти при той же температуре он расплавился и меняющиеся спектры стали показывать быстрое испарение отдельных веществ. Все шло тем же путем до момента, когда блестящая масса вдруг успокоилась. Тогда Верндт медленно нажал книзу ручку, которая управляла его электрическими токами. В то же мгновение, когда от нажатия пальца электрический ток пробежал через проводник, вокруг пламенеющей печи начался настоящий ад. Оглушительный треск наполнил зал. Под землей пробежал глухой рокот. Снизу, сверху, со всех сторон сверкали желтые, белые, зеленые искры. С купола, со стен, со всех острых или угловатых предметов летели язычки пламени. Они шипели, мигали, скатывались в клубки, рассыпались на тысячи громовых ударов. Страшная гроза действовала даже на нервы людей, сидевших в душном стальном шкафу.
— Безопасно! — старался Верндт перекричать бурю, чтобы успокоить Мабель. — Только страшно на вид. Но теперь внимание… теперь начинается.
Поворотом рычага он вдруг сконцентрировал огромные энергии своих молний на крошечном остатке обломка метеора.
Мабель слегка вздрогнула, хотя страх и был ей обычно чужд. Она знала, что вещество сейчас напитывается электричеством, как вампир, что оно заряжается до последней возможности, что миллионы вольт все сильнее и сильнее штурмуют его. И при знакомых основных химических веществах такое невероятное накаливание электричеством должно было дать самые неожиданные результаты. Насколько страшнее должен был воздействовать неизвестный, жуткий демон на тигеле! Его молекулы должны были быть сотрясены, атомы поколеблены, ионы, электроны — растревожены до последней степени.
Взгляд Мабель с немым вопросом невольно обратился на инженера, стоявшего рядом с ней. Вальтер Верндт пристально смотрел в подзорную трубу. Рука лежала на рычаге вентилятора, готовая каждое мгновение нажать на него.
— 8.000 градусов, — прочел Нагель на измерителе.
Масса метеора испарялась с невероятной силой. Верндт быстрым движением установил рычаг на наибольшую быстроту.
— Следите за радием! — проревел он, с трудом заглушая шум. Голос его замер в адском грохоте снаружи их клетки.
Все напряженно смотрели — на стол посередине. Молнии длиною в метр проносились по залу. Над столом стоял ослепительный блеск, трепещущая дуга, похожая на северное сияние, но в тысячу раз ярче.
Вдруг Верндт, а за ним и остальные, радостно вскрикнули. Над столом появилась радужная лента. Она поднималась из крошечных, драгоценных чашек и прорезала воздух точно танцующая, сверкающая полоса, постоянно меняя цвета. Глазам представилась чудесная игра красок. И все же глаза всех напряженно были устремлены на образцы в чашках.
— Они дрожат, они дрожат! — удивленно воскликнула Мабель. — Они изменяются… падают…
Нагель плотно прижался к увеличительному стеклу.
— Превращение элементов, — застонал он, точно под тяжестью кошмара.
Верндт не двигался. Опьяненным взором следил он за тем, как воспроизводилось чудо из начального творения мира… первый распад атомов на начала всего сотворенного…
Радий превратился в одно мгновение в нитон[2] и гелий и распался в бесконечной последовательности на свои составные части. Из фосфора родился аллюминий, из аллюминия — натрий, из кремня — магнезий, из титана явился скандий, из марганца — ванадий, из неона — кислород, из кислорода углерод, из талия — олово — из ртути же родилось чистое золото… Каждый элемент совершенно ясно распался на части нисшего атомного веса. И в конце концов не осталось ничего из всех химических элементов. В спектре же продолжала светиться зеленая полоса геакорония[3] и на ультрахроматических пластинках вырисовывались таинственные спектральные линии…