Мир полуночи. Партизаны Луны

Он сбежал из дома в тринадцать лет и с тех пор в Екатеринославе не бывал ни разу. В памяти осталась река, огромная и добрая, целый лабиринт затонов и островов, по которым отец катал его и сестру на водном мотоцикле; канатная дорога, длинный песчаный пляж, ловля окуней на «самодур», раскисший снег, липнущий к лыжам в балке, — здесь были теплые зимы… И вот сейчас он смотрел на город — и не чувствовал его своим. Это был один из многих городов Восточной Европы, где ему предстояла акция — тоже одна из многих.

Может, оно и к лучшему…

— А тебя не косит убивать человека? — прервала его раздумья Гренада.

— Да мне уже приходилось. Косит, конечно. Но они знали, что делали, когда нанимались в охрану к варкам.

— Я не про охрану. Ты понимаешь, про что я.

Эней понимал. Он был, пожалуй, единственным, кто принял предложение Ростбифа с ходу и не раздумывая.

— Газда через три дня станет варком, если мы ему не помешаем. Он согласился есть людей. Ему не угрожали, не запугивали смертью — он ради этого делал карьеру. Людоедов — убивать.

— Что, если всех перестрелять, никто не захочет идти в варки?

— Призадумаются.

Эней сомневался. Он очень сомневался и о многом догадывался, но не все мог Гренаде рассказать, поэтому чувствовал себя неловко.

— Ну, может быть… — Гренада сказала это только для того, чтобы поддержать разговор.

Ей было и страшновато, и безумно интересно. Это было дело — не то что дацзыбао подкидывать или информашки писать. А с другой стороны — послезавтра ее, может, уже не будет на свете… Как ни странно, эта мысль не бросала ее в дрожь — наоборот, приподнимала.

— Знаешь, а мы подозрительно выглядим.

— В смысле? — не понял Эней.

— Ну, вроде как парочка — а не целуемся.

Эней помолчал немного (колесо прошло точку апогея и начало спуск), потом пожал плечами.

— Хорошо. Давай поцелуемся.

Они перегнулись через поворачивающий кабинку «руль» и соприкоснулись губами. Эней почувствовал искусственно-малиновый вкус помады, требовательный напор языка… и больше ничего. Раскрыл губы, попробовал ответить.

Ничего.

И слава Юпитеру, как сказал бы Ростбиф.

Он осторожно отстранился. Гренада достала салфетку, вытерла ему лицо там, где испачкала помадой.

— А знаешь, про тебя говорили, что ты полный банзай. А ты нормальный парень.

Эней подал ей руку, помог сойти с колеса.

— Поехали домой. Завтра рано вставать.

* * *

Светлана оглянулась на пороге кухни и обвела взглядом жилище, которое предстояло бросить навсегда.

Это была ее квартира. Бабкино наследство. Светлана поселилась тут, еще когда баба Лиза была жива и ходила сама. Сбежала от матери.

Мать пилила, требовала зубрить, сидеть, уткнувшись носом в комп, чтобы потом поступить в институт, найти карьерную работу, попахать там и выслужить чипованую пластиночку на цепочке — иммунитет. Светлане было на пластинку наплевать. Мать работала в большом универмаге товароведом. Бабка, пока на пенсию не вышла, была медсестрой в больнице. Всю жизнь там отпахала. Когда Светкины бесконечные «полтинники»[21] и легкомыслие доставали мать, та начинала кричать, что непутевая дочка всю жизнь будет вламывать, как бабка, — и даже деревянную блямбу в ухо не заработает, разве что найдет идиота и нарожает ему поросят. Дочка это пропускала мимо ушей. Бабкины рассказы про работу ей нравились. Там было что-то… настоящее.

Бабка, впрочем, тоже говорила — учись, а то все интересное мимо пройдет. Но это звучало совсем иначе. Слушаться бабку было не так обидно.

Бабка умерла. Светлана совсем переехала в ее квартиру, хотя в социальном регистре осталась по материному адресу. Можно было читать, что хочешь, есть, что хочешь, спать, с кем хочешь. Быстро стало скучно. Она пошла работать в городской архив — деньги платили маленькие, но времени было много, и за год она сдала экзамен в мед. Пока только на уход.

А потом у них весь архив на уши встал: Виталик Соломатин, программист, спортсмен, стал жертвой охоты — и уцелел. Да что там, глаза охотнику выбил. Светка потом ходила на него смотреть, будто увидела наново. Человек. Есть, можно, бывает… В следующее полнолуние его нашли мертвым — пустым и переломанным. Закон разрешал защищаться, закон не запрещал мстить.

Единственным, кто в этот раз не бегал по коридорам и не шушукался — кроме нее, — был Джо из соседнего отдела. А потом он начал нарезать вокруг нее круги и заводить разговоры. Светка сначала думала: для приятеля какого присмотрел, потом решила: шпик, оказалось наоборот. Так она очутилась в подполье.

Распространять новости — полезное дело, только ничего от этого не меняется. В боевую она попросилась, получив первый медицинский диплом… Диплом оказался меньшей пустышкой. Ухаживать за больными научилась, воевать — нет. Екатеринослав был болотом, в котором ничего не происходило, ничего не менялось, даже в подполье. А потом на них свалился из Центра Ростбиф со своим единственным подчиненным.