— Признает. Она привыкнет к тебе, а больше некому. Антон — аналитик, а Костя — ведомый. Ты еще не понял? Он пошел с нами не только потому, что нужен, мы ему нужны не меньше. Мы, — Эней сделал широкий жест, — идем туда, куда он хочет идти и куда никогда не пошел бы сам. Я тебе еще файл оставлю. На всякий пожарный. Закладываться всегда стоит на самый худший вариант. — И это тоже явно была цитата.
— О-о-ох, — донеслось вдруг из недр яхты. — Латвей здэхнонць…
«Легче сдохнуть» — так вот чьим хриплым воем пугал Эней станционного смотрителя в Золочеве…
После энеевских рассказов Игорь ожидал увидеть какого-нибудь средней величины медведя, а выяснилось, что контрабандист и пират больше всего напоминает бесконечную собаку бассета. Вытянутое унылое лицо, непропорционально длинное туловище, брылы, мешки под глазами. Ну и общая аура чего-то неуклюжего и не очень жизнеспособного, то есть это до той поры, пока в поле зрения не покажется добыча.
Он и двигался как-то сразу в несколько разных сторон, приволакивая ногу, словно полупарализованный пес. Из краткого объяснения Энея Игорь узнал, что Стаха в море ударило гиком, он получил жуткую травму позвоночника, так до конца и не восстановился — и полностью посвятил себя кораблестроению.
Увидев Энея, Стах как будто совсем не удивился, и первое, что сказал после долгой разлуки:
— Курка! Ты что, жрать не принес?
— Тебя не прокормишь.
— Х-хор-роба! — выругался Стах. Прокашлялся, сплюнул и спросил: — Где Михал?
Эней ответил, как Мэй до него:
— Згинел. В Екатеринославе.
— Хор-роба… — Стах принялся охлопывать себя по карманам комбинезона. Карманов было много, и смятую пачку сигарет он нашел не сразу.
— Тераз я за него, — сказал Эней. — Стаху, где Хеллбой?
— А-а, курва его мать, не вем! — рыкнул Стах. — Не хце го видзечь…[109]
Из дальнейшего монолога, пересыпанного «хоробами» и «курвами», Игорь понял, что означенный Хеллбой принимал участие в подпольных боях с тотализатором, посоветовал Стаху ставить на своего противника, клятвенно обещая, что ляжет в четвертом раунде, а вместо этого в первом отправил беднягу в полный нокаут. У Стаха пошли с дымом полторы тысячи евро. Он бы с удовольствием привязал Хеллбоя к якорю и отправил на дно Балтики, но, скорее всего, с ним это уже проделали держатели подпольного тотализатора, а если еще нет, то все равно ему, Стаху, пришлось бы встать в очередь.
После того как зажигалка все-таки сработала, поток стаховского сознания стал несколько более прозрачным, и из него отчетливо вычленилась мысль: за какой хоробой приличным ребятам, хотя и на всю сдвинутым террористам, может быть нужен Хеллбой с левой резьбой?
Эней ответил, что должен подготовить группу, и тут Стах как будто впервые заметил Игоря.
— А кто есть? — спросил он.
— Мэй, Десперадо з нами. — Эней загнул пальцы. — Мамы два брати. Мамы коваля.
— Тен бялы? — спросил Стах, кивая на Игоря.
Эней помотал головой и показал на Антона, вышедшего на крылечко кухни.
— Тен курчак? — изумился Стах.
— Справжни коваль,[110] — твердо сказал Эней.
Учитывая, подумал Игорь, что пацан чуть ли не шутя «наковал» для группы пять тысяч юриков за неделю, «настоящий» — это даже не комплимент.
…На завтрак были сардельки для гриля, купленные вчера в Гданьске, — половину здоровенной «семейной» упаковки выпотрошили и съели по дороге, вторую половину насадили на шампуры и зажарили над печкой. Печка у Стаха была совершенно антикварная — на дровах и древесном угле.
— Если бы это был утюг, — сказал Антон, — им бы пришлось размахивать. Раньше, когда утюги были на угле, ими размахивали, чтобы жар равномерно распределялся. Но это, — горько заметил он, — не утюг.
Игорь с сомнением посмотрел на печку.
— Не думаю, что кто-то выиграет, если я начну ею размахивать.
— Вы там осторожнее, — сказал Эней. — Чайки налетят. Они эти сосиски прямо с шампуров таскают.
В конечном счете наелись все, и всем было вкусно. Игорь, ради завтрака боровшийся со сном почти до половины десятого, добрался, чуть пошатываясь, до своего домика, упал на постеленный поверх койки спальник — и отключился.
Стах протестовал. Стах все время протестовал. Ему не нужна была цивилизация. Цивилизация — это для двух парадных коттеджей, да и то… Последняя демонстрация протеста кончилась тем, что Игорь перекрасил волосы в радикально-рыжий цвет, смотался в соседнюю деревню и, объяснившись с первым попавшимся жителем на ломаном немецком, купил, прикинув параметры Стаха, пятилитровую бутыль сливового самогона и трехлитровую — картофельного. В общем, когда Стах снова стал способен протестовать, два домика уже были оборудованы газовым отоплением (баллоны), на общей кухне красовалась новая плита (на теплобрикетах), крыши коттеджей сияли поглотителями солнечных батарей, а в антенне спутниковой связи какие-то представители семейства врановых даже попытались свить гнездо, но были беспощадно выселены.
Стах плюнул и пошел заканчивать яхту.