Мир по дороге

Трое нардарских всадников молча следовали за ними. Другого берега озера нельзя было разглядеть. Там, заваливая снегом землю и воду, быстро ползла очередная снежная туча. В тёмном небе над ней, временами касаясь плотных волн катившегося тумана, висела луна. Почти совсем круглая. Скоро петь, Иригойен, а у тебя рёбра болят. Нелегко будет…

– Ну а затем появились ловкие люди, – продолжал Муруга. – Они научились собирать змеиный яд, сгущать его и усиливать различными травами, получая смертоносную хирлу… Вероятно, они считают, что таким образом сообщают своему оружию праведность. Скажи, венн, зачем ты снарядился бежать да ещё и гонишь так, что моя лошадь, смотри, уже в галоп поднялась? Твоё тело либо справится с ядом, либо не справится. Ну и дожидался бы исхода, лёжа на тюфяке!

Ты спрашивала меня после того действа на площади, мать Кендарат. Ты хотела знать, почему в последнем бою тёмные злодеи опять свалили прекрасного Солнцебога и уже добивали его, и тут он вдруг вскочил, засиял и начал их повергать, и люди кричали от восторга, хотя в настоящей схватке так не бывает. Тогда я не ответил тебе, но теперь смог бы. Без боли не достигается возвышение. Если не истязать себя со всей лютостью, не поднимешься ни на ступень. Зато, когда напряжение духа достигает предела, Небеса отзываются и молитва двигает горы. В нас есть это знание, но оно дремлет под спудом, и мы не умеем сказать.

– Тот человек. На дороге, – прохрипел он, не поворачивая головы. – Не умер сразу. Хотел куда-то дойти.

Он старался дышать правильно, как показывали Мхабр и мать Кендарат, но на бегу получалось плохо. Рёбра уже ныли так, словно это он, а не халисунец получил по ним палкой, в груди разгорался костёр. Чудесно простой ход в реку, способный погубить любого подсыла…

– И сильно ему помогло такое упорство, – фыркнул Муруга. – С чего ты взял, будто у тебя выйдет? Слушай, венн, сейчас нас снегом накроет. Вернулся бы ты в деревню, а? Ещё нам тут мокнуть с тобой…

– Ну и возвращайся, – сквозь зубы зарычал Волкодав. – Я тебя с собой не звал!

Вот ведь забавно. Тело с самого начала словно прикинуло, далёк ли путь кругом озера, и взялось сохранять силы. Ты очень мудрое, тело. Ты пытаешься удержать в себе жизнь, но тебе хочется притулиться в тепле и заснуть, свернувшись клубком, а я этого не позволю. Наддай, тело, наддай. Не береги себя, незачем. Двигайся быстрее. Я не умею вдохновенно молиться и петь, как Иригойен. Мне с трудом даётся кан-киро, которым взывает к Небесам мать Кендарат. Я умею только терпеть.

– Хватит, венн, – сказал Муруга. – У тебя кровь из носу течёт. Берись за стремя, вернёмся!

– Да пошёл ты! – в очередной раз сбив дыхание, огрызнулся Волкодав. – Под землёй я уже умирал!

– Тебя, госпожа лекарка, словно собака злая куснула, – ворчал Фербак. – Люди прозвищ зря не дают! Как сейчас помню, копьё ему протягиваю, а сам думаю, где только наш Тайлар таких выкапывает. Но чтобы зубами…

Фербак пытался крепиться. Матери Кендарат было в некотором смысле легче. Она велела принести свои сумки, сломала воск на крышке крохотного горшочка, развела содержимое горячей водой – и теперь по капле вливала густую жидкость в ноздри то мужчине, то женщине, то себе. Всякий раз, когда она приподнимала крышечку, в нос Фербаку шибало тухлыми яйцами. На повязке, перетянувшей левую руку женщины, медленно проступало пятно.

В отличие от неё, бывший сотник мог только ждать.

Жрица достала из сумки стеклянный пузырёк и неверным движением сковырнула печать. Внутри было что-то похожее на чёрную смолу, пахнущую проросшими семенами.