Пустынник поднялся, поправил капюшон на голове и сложил руки перед собой.
— Знаю, — как-то очень траурно ответил он. — Удалить Печать и закрыть портал.
— А что делать с этим? — я кивнул в сторону жрущей твари. Она поела почти всех мёртвых, которые были предназначены для её ужина. Мне показалось, что последним мелькнула светлая ткань бального платья, которое тут же поглотила тьма.
— А этого я беру на себя. Только знаешь что, душечка Аарушечка. Когда будешь слагать легенду, главную роль отведёшь мне! Клянёшься⁈ Ты мне должен! Помнишь уговор? Это твоя плата мне. Легенда о храбром пустыннике!
Я не понял, что балахонщик имеет в виду. И собрался уже переспросить. Но тот рванул с места, скидывая балахон на землю. Рядом с темным вихрем материализовался ещё один. Песчаный. Во все стороны пахнуло жаром и сухостью. А в воздухе поплыл шёпот песка и солнца. Шёпот десятков голосов, укрывшихся в пустыне.
Я завороженно наблюдал за тем, как песчаник со всех сторон обволакивает тьму. Та вскинулась, слишком поздно сообразив, что она в окружении. Кинулась в одну сторону, в другую, но все попытки были тщетны.
— И-ха-ха-ха, — разнёс ветер смех Скартана. — За мной Великая Пустыня! Непобедимая! Прекрасная! Вечная! Никакая Тьма не затмит света Белого Солнца!
Песчаный смерч закручивался в тугие кольца, втягивая в себя тьму.
— Удалить, чтобы не вернулся! — напоследок прохохотал Скартан. И два вихря, слитые воедино, метнулись в портал.
Ставроса подбросило в воздухе и приложило о снег.
Я кинулся к нему, касаясь Печати.
Раз за разом я вызывал одну и ту же команду, и раз за разом система мне отказывала в этом.
— Что ты делаешь? — слабо спросил Ставрос.
— Пытаюсь стать Палачом, — бросил я в ответ, не оставляя попытки вызвать нужную опцию.
— Палачи вкладывают свою энергию в разрушение Печатей!
Ага. Пойдём другим путём.
Свою энергию, значит. А откуда возьмём? Из тех же Печатей. Вот, например, из вот этой. Рабской. Кто сказал, что нельзя переформатировать? А, может и нельзя. Но я же об этом не знаю? Правильно, не знаю.
Конвертируем. Применяем.
Что? Ах, вам недостаточно? Да горите все! В смысле берите все!
Наверное, это состояние истерии помогло мне обойти систему. Или высшие силы. Я не знаю. Я лишь почувствовал, как в один момент активируются все Печати и Знаки на моем теле. Как поток высвобожденной энергии льётся из моих пальцев в грудь Ставроса к одной, единственной.
Как мир вокруг сужается до одной этой Печати.
Как она снова наливается светом, а у меня по спине пробегает мороз от страха, что сейчас все повторится.
— Вот так, дружочек! Вот так. Не забудь про славного пустынника!
Откуда-то издалека доносит ветер.
И я снова слышу смех.
И-ха-ха!
И-ха!
И-ха-ха-ха!
Это смех. Это ритм голосов Пустыни. Это стук моего сердца. Это последние, заключительные вспышки пульсирующей Печати.
Ну уж нет. Ещё семь… Даже одного подобного раза я не вынесу!
Я отполз от Ставроса и завалился на землю. Раскинув руки и ноги.
Откуда-то со стороны до меня долетел всхлип.
— Саяна? — промычал я, не имея сил встать и посмотреть.
— П-пауль, милорд. Леди Саяна и ещё одна леди укрылись в доме. Р-разрешите мне…
— Сбежать? Навстречу трупикам, что бродят за оградой? Лучше уж иди в подвале прячься, — усмехнулся я.
Судя по топоту ног, Пауль со всех ног кинулся в дом.
— Ставрос? — спустя какое-то время, а, может быть, целую вечность, спросил я.
— М-м-м, — с трудом отозвался тот.
— Тебе плохо?
— Нет. Мне хорошо. Я бы даже сказал, мне прекрасно!
Я усмехнулся, понимая, кажется, о чем говорит эльф.
Ещё какое-то время я лежал и просто смотрел в монотонно светлеющее небо.
— Скоро рассвет, — опять первым не выдержал я тишины.
— Пришелец, — ответил Ставрос.
— А.
— Сделай одолжение. Умолкни! Дай память почтить!
— Скартана?
— И всех остальных, невинно павших под гнетом Финэ.
— Потом, — бросил я резче, чем следовало. — Потом будешь чтить и слёзы лить. А сейчас радуйся!
— Чему? — не понял Фио.
— Рассвету, эльф. Рассвету.
Я прикрыл глаза, сквозь веки чувствуя, как сумерки отступают. И в мире. И в голове. И на смену тьме приходит свет — мягкий и вечный.