Мир пауков. Башня и Дельта

Дона чуть разрумянилась, и у Найла сердце закувыркалось. В полутемном подземном коридоре Каззака он как–то не обращал внимания, насколько девушка, оказывается, миловидна. С той поры, как они расстались, прошло несколько месяцев. Ее худенькое девчоночье тело обрело женственность, хорошо сложенные руки и плечики покрывал ровный загар.

У Руны и Мары был бодрый, веселый вид. Обе явно поправились, загорели.

— А где папа? — спросила Руна, и стало ясно, что ей неизвестно о гибели отца.

К счастью, Мара вовремя ее перебила, попросив Вайга все–превсе рассказать. Найл и Дона сидели на краешке скамейки и смотрели друг на друга. Найл почувствовал к Одине признательность, когда та тактично удалилась на другой конец газона и отвлекла внимание стражницы разговором.

— Что у тебя за платье? — спросил юноша.

— Это, синее? Меня взяли в наставницы. Помогаю присматривать за ребятишками. Мне поручили Руну и Мару.

— Тебе здесь нравится?

— О да, я люблю детей. Только вот по маме скучаю.

— Я сегодня вечером увижу Каззака. Хочешь, спрошу, может ли она взять тебя во дворец работать? Она прилично устроилась, как всегда.

Глаза Доны на секунду вспыхнули.

— Ты будешь там все время?

— Нет. Завтра начинаю работать.

Лицо девушки омрачилось. Посмотрев друг на друга, они поняли: много времени, наверное, пройдет, прежде чем снова доведется свидеться. Найлу больше всего на свете захотелось вдруг стиснуть Дону в объятиях и целовать, целовать. Посмотрев глубоко в ее глаза, он понял, что и в ней колеблется такое же желание. Но в присутствии стражницы, то и дело зыркающей в их сторону, это было невозможно. Они лишь осторожно соприкоснулись руками.

Интересно было ощущать, насколько близки сейчас их умы. Найл не пытался проникнуть в ее мысли сознательно, но вместе с тем узнавал их так ясно, будто они рождались в его собственной голове. Словно внутренняя их сущность слилась воедино в волнующем чувстве постижения друг друга.

Стражница сменила позу, чтобы удобнее видеть через плечо Одины. Найлу стало любопытно, что же может служить причиной такой недоброжелательности; он настроился на ее мыслительный лад. Это оказалось неожиданно трудно, и в какой–то момент Найл подозревал, что стражница сознает его усилия и умышленно им противится. Но в то же время по ее лицу (она сейчас разговаривала с Одиной) нельзя было судить ни о какой подозрительности. Попробовал еще раз, и тут его ошеломила странная, не до конца еще оформившаяся догадка. В мозг этой женщины сложно проникнуть потому, что он работает не совсем обычно, можно сказать, не по–людски. Секунду спустя натиск увенчался–таки успехом. Найл с удивлением понял, что прав в своей догадке. Оказывается, это не разреженность, что свойственна обитателям паучьего городища, — ту можно сравнить скорее с рассеянностью. Эта же напоминала странную, созерцательную пассивность паука, терпеливо выжидающего, когда добыча угодит в тенета. Трудно поверить: получалось, перед ним, по сути, паук в человечьем обличье. Было заметно, что Дона глядит на Найла с любопытством, понимая, что происходит что–то необычное. Вместе с тем в ней не было ревнивого желания заполонить все внимание юноши, поскольку их умы и без того пребывали в гармонии; просто любопытно было узнать, что именно Найла так привлекает.

Тут до Найла дошло, отчего все–таки стражница смотрит на них с такой неприкрытой враждебностью. Ей вменялось не любить дикарей и относиться к ним с надменным превосходством. Братья вызывали у нее сильнейшее неприятие. Но Одина была старше по рангу, поэтому у стражницы не было возможности придраться к ним, пока не случилось явного нарушения. Неприязнь стражницы была так велика, что Найл невольно почувствовал, как сам наливается гневом.

Судя по всему, стражница совершенно не подозревала, что Найл проник к ней в мысли. У этой женщины было что–то общее с пауком–шатровиком, хотя жизненный заряд в ней был, безусловно, куда сильнее. Частично из озорства, частично из любопытства Найл решил внушить стражнице мысль, что кто–то пристально следит за ней из окна детской. Несколько секунд все шло без изменений. Женщина продолжала слушать Одину, кивая и остро поглядывая на Найла и Дону. И тут вдруг она резко, словно уже не в силах вынести, обернулась и посмотрела в сторону детской. Найл подивился успеху своей проделки. Он мысленно велел ей поднять руку и почесать нос. На этот раз стражница подчинилась незамедлительно. Найл едва поверил своим глазам. Сама того не сознавая, она подчинялась его воле. Он заставил стражницу переступить с ноги на ногу, поиграть притороченным к поясу топориком, потянуться и почесать поясницу. В конце концов вынудил отвернуться и вглядеться в окна детской: кто там все смотрит и смотрит? Пока она это делала, Найл не упустил случая украдкой поцеловать Дону. Когда стражница обернулась, они уже сидели как ни в чем не бывало.

Через пару минут Одина, обернувшись, сделала Доне знак. Здесь все явно было заранее оговорено.

— Пора идти, — прошептала Дона. — Надо отвлечь твоих сестренок, а то расхнычутся, когда будете уходить.