Мир наизнанку

— Я не оперирую верой. Только фактами. И, разумеется, не собираюсь обвинять тебя в том, чего ты не совершал…

Его язык произносил слова, по смысловой нагрузке сравнимые с храпом. Александр смотрел в глаза мальчишке. Тот улыбался и смотрел в ответ.

Волосы на затылке у Александра поднялись дыбом. То, чего не измерить приборами — чутье, — заставило сердце забиться быстрее, и сигнал опасности прошелся по коже, как ветер по равнине.

— Очень интересно, что теперь со мной будет, — тихо сказал мальчик. — Вроде бы я ни в чем не виноват… Но я в изоляторе. Меня теперь навсегда изолируют? Чтобы я жил всю жизнь взаперти, как прожил первые годы?

Александр с трудом отвел глаза. Комната была большая, Александр стоял теперь спиной к камере, а Денис — лицом. Правда, возможно, здесь не одна камера… В окно билась муха. Жуткая история, ж-жуткая — вот так прожсить всю ж-жизнь, как одинокий ж-жук на предметном стекле…

— Нет, — сказал Александр и прокашлялся, потому что голос вдруг сел. — Ты ведь не хочешь одиночества? Тебе предлагали дистанционное обучение, ты отказался? Тебе предлагали программу адаптации, но ты захотел в нормальную школу…

Денис кивнул:

— Я хотел пообщаться с разными людьми. Это ведь естественно?

Александр чувствовал его взгляд щекой.

— Что случилось там, в экспедиции? Ты знаешь?

— Меня много раз спрашивали. Я все рассказал. Вы читали мои отчеты.

— По закону, — признался Александр, — нужна очень веская причина, чтобы запереть подростка против его желания. Но если всюду, где ты появишься, будут умирать люди…

— Но почему они будут умирать? По какой причине? — В голосе парня послышалось усталое изумление. — При чем тут я?!

«Вот и я не знаю».

Денис пересек комнату. Взял волейбольный мяч, закатившийся в угол, подбросил на руке:

— Вы играете в волейбол?

— Нет. Только раньше, в юности…

Мяч ударился о стену, обшитую деревом.

— В комнате лучше не играть, — виновато сказал Денис.

Мяч ударился еще раз, косо отскочил от декоративного керамического светильника и с силой ударил во что-то хрупкое над входной дверью. Посыпались крохотные осколки.

— Камера, — сказал Денис растерянно. — Вот ведь незадача… Я камеру случайно разбил.

Александр почти против воли посмотрел ему в глаза.

— Вы никому не сказали в комиссии, что знали моего отца,- сказал Денис.

— Откуда ты… с чего ты взял?

— А мать вы видели всего один раз. Но она хорошо вас запомнила.

— Тебе рассказывали? Обо мне?!

— С вас все началось, — сказал Денис. — Отца отчислили из отряда. Он нашел другой способ вернуться в экспедицию. Он женился на маме. Которая была хреновым инженером. Но которая идеально подходила на роль матери, особенно в сочетании с моим папой в роли отца…

— И они все это тебе рассказали?!

— Признайтесь, Александр. Что вы сделали, чтобы отца отчислили из отряда претендентов?

— Ничего. Правда.

— Жалко, если так.

Мальчишка вдруг улыбнулся не своей улыбкой. Мышцы его лица странно подрагивали. Александр невольно попятился к двери.

— Камера разбилась, — сказал Денис. — Но у вас с собой устройство. Дневник. Вы все записываете.

— Это моя работа.

— А врач ни за что не войдет. Она боится со мной встречаться.

— Ты фантазируешь…

— Отец был вашим другом. Лучшим другом. До одного разговора. Ночью, в дождь. Вы шли пешком до станции. Помните?

— Он что, и о разговоре рассказал тебе? Учитывая, что тебе было восемь, когда он умер?!

— Да, — Денис довольно зажмурился. — Думаю, в память о человеке, который был вашим другом, вы могли бы не преследовать меня? Тем более за то, чего я не совершал?

— Ерунда, как я могу тебя преследовать? Я дознаватель…

— С правом веского слова, — Денис крепко закрыл глаза. Поразительно — он был похож в эту минуту на кота, греющегося на солнце.

— Ты очень… удался в отца, — сказал Александр. — Ты так на него похож, что я поверил бы в переселение душ.

Денис подбросил мяч и снова поймал:

— Жалко, повторяю, что вы ничего не сделали, чтобы отца убрали из отряда. Потому что он-то был уверен, что это вы. Для него в этом был смысл, противостояние, соперничество. А если вы ничего не делали — получается, он зря засчитал себе победу над вами.

— Я предчувствовал, что экспедиция плохо закончится, — медленно признался Александр.

— Плохо — для кого? Их портреты — в зале славы космонавтики. Их имена учат в школе. Так для кого плохо закончилась эта экспедиция?

— Для тебя.

— Для меня, — Денис стукнул мячом о стену, — еще ничего не закончилось. Я надеюсь.

Александр помедлил, сунул руку за пазуху и вытащил из внутреннего кармана куртки черный цилиндр дневника на петельке. Положил на стол.

— Это жест доверия? — Денис поднял брови неприятным взрослым жестом.

Александр молчал.

Денис покачал головой. Взял со стола дневник. Повертел в пальцах. Вспыхнуло красное кольцо, развернулась в воздухе панель управления.

— Не могу привыкнуть к этим штукам, — пробормотал Денис и отключил запись. Красное кольцо погасло, отключенный дневник перестал быть похожим на тлеющую сигару.

— Больше никто не умрет, — сказал Денис. — Мальчишка сглупил. Он жадный. Он хотел больше.

Александр прикусил язык.